Мне кажется, будет здорово, если кроме самих фотографий с атрибуцией мы будем размещать и комментарии, примечания (может получиться не только экспозиция, но и виртуальная экскурсия).
Например, вот это: В детстве помню, как колхозницы в плюшевых жакетах приезжали в город продавать молоко в таких кубанах.
Мне сразу вспомнилась и бабушкина "плюшка" (так её называли), и ещё очень трогательные строки из повести Ф. Абрамова "Пелагея" (здесь уже название "плюшевка"):
"Однажды в полдень, незадолго до Нового года, когда Пелагея развешивала у себя в комнате крепдешиновые отрезы – к этой материи она была особенно неравнодушна, – к ней забежала продавщица Окся. – По плюшевкам скучала – привезли! – с ходу объявила Окся. Пелагея не знала, как и благодарить Оксю: у всех замужних женщин были теперь плюшевые жакеты, а она три года не может достать. Прошли те времена, когда продавцы сами на дом приносили ей товары. На улице было холодно, северило, мела поземка, а она бежала легко, без устали, так, как бегала в лавку раньше. Она любила ходить в магазин. Для нее это был праздник. Праздник красок и запахов, от которых она просто пьянела. Ну, а что касается полок с мануфактурой, то она перед ними готова была простаивать часами. Народу в магазине не было, и Окся сразу, без задержки выбросила плюшевую жакетку. Из-под прилавка. Так что Пелагея без слов поняла, какое одолжение делает ей Окся. Жакет был в самый раз, может, разве чуть-чуть ширил плечи, да тут капризничать не приходилось, раз такой спрос на этот товар. – А для Альки-то не возьмешь? – спросила Окся. – А то уж бог с тобой, разоряй. Подождут другие. И Пелагея, недолго раздумывая, взяла и для Альки. В ту, бабью, сторону двигается Алька. И жакет пригодится. – Спасибо, спасибо, Оксенья Ивановна! За мной не пропадет, в долгу не останусь, – поблагодарила прочувствованно Пелагея и, завязав жакеты в большой плат (нельзя подводить человека, который добро тебе сделал), отправилась домой. И вот на обратном пути против клуба она и столкнулась с Антонидой Петровной. Идет, сапожками модными поскрипывает, лицо уткнула в белый пушистый воротник – сто рублей, по словам матери, заплачено – и замечталась, ничего не видит. Пелагея, как всегда, первая поздоровалась, чем страшно смутила Антониду Петровну, а потом – бес ее толкнул в бок! – не удержалась, развернула плат. Смотри, смотри, Антонида Петровна. Да не заносись больно-то. Еще кое-кто считается с нами. Жакет Антониде Петровне понравился. – Симпатичный... – протенькала. – А вы-то купили? Нет? – поинтересовалась Пелагея. – Нет... Кажется, нет... – замялась Антонида Петровна и глазки отвела в сторону. Да ведь она, наверно, зимой-то, когда очки обмерзают, совсем ничего не видит, на ощупь ходит, подумала Пелагея, и ей опять как тогда летом у реки вдруг жалко стало дочь Петра Ивановича. На Пелагею доброта нахлынула: не подумавши выхватила из плата жакет – красиво, росомахой взыграл черный плюш на белом снегу. – На, забирай, Антонида Петровна! Я, старуха, и без плюшевки проживу. Чего мне надо. – Нет, нет, спасибо, что вы... – Да чего спасибо-то! Что ты, Антонида Петровна... Разве я добра не помню? Разве я без сердца? Петр Иванович сколько раз из беды меня выручал... Нет, нет, Антонида Петровна, бери! И слушать не хочу... Антонида Петровна совсем растерялась. Завертела каблуком, зашмыгала носиком, потом что-то забормотала насчет того, что плюшевки, мол, сейчас не в моде. – Как не в моде? – удивилась Пелагея. – У нас который год нарасхват... – То раньше... Вы, пожалуйста, извините меня, Пелагея Прокопьевна, но эти жакеты в магазине висят с лета прошлого года... Тихо, с запинкой, из мехового воротника пролепетала эти слова Тонечка, а Пелагея пошатнулась от них". |