К сегодняшнему дню подготовил воспоминания о праздновании 1 мая в 1986 году. Сегодня как раз исполнилось 25 лет с той самой демонстрации, когда мы и наши дети гуляли и радовались жизни, а сверху на всех нас сыпалась невидимая чернобыльская пыль.
Размышления о Первомае 1986 года
С того Первомая прошло 25 лет. И все эти годы он слит для меня воедино с аварией в Чернобыле. Двадцатипятилетие аварии на атомной станции только что отметили по всей стране. Конечно, реально авария произошла 26-го апреля, но большинство советского народа узнало о ней только после 1 мая. Этот праздник отмечался во всех городах страны, независимо от того сыпался, образно говоря, в тот момент пепел Чернобыля на головы людей, или они жили вдали от места катастрофы. Нарядные и весёлые, с надутыми шариками и ветками бумажных цветов взрослые и дети, как всегда, пошли в том году на демонстрацию. Совсем недавно в стране была объявлена Перестройка, народ настроен был на положительные перемены, народ всё ещё с интересом слушал Михаила Горбачева, он верил, что совсем скоро жизнь переменится к лучшему. Даже в том, как стали проводиться демонстрации, люди уже отметили что-то положительное и необычное.
Тот, кто десятилетиями ходил на демонстрации в мае и ноябре, привыкли к тому, что весь маршрут этого движения, начиная от своего предприятия или учреждения, погонялы с мегафонами всё время командовали колоннами, то останавливая их, то заставляя ускорять шаг, а то и совершать пробежки метров по 30-50. На демонстрации люди ходили то с большей, то с меньшей охотой в зависимости от настроения. Кроме того, очень многие люди, проживавшие в городе, были тесно связаны со своими родственниками, жившими в деревнях. В майские дни, по сложившейся традиции начинали сажать картошку, и каждая пара рук была очень нужна в поле, на приусадебном участке. Из города в деревни отпускали только после демонстрации. Люди, как могли, пытались находить выход, но всё-таки большинство должно было идти и демонстрировать свою лояльность партии и правительству. К этому привыкли, с этим смирились. Но самым раздражающим моментом во всей этой традиционной показухе были те самые остановки и ускорения до самой площади Ленина. Главное было красиво пройти перед трибуной с руководителями областной и городской власти. Дальше народ расслаблялся и находил даже что-то приятное в этих праздниках.
И вот Первомайская демонстрация 1986 года. Было так странно, что во время шествия никто никого не подгонял, все шли нормальным шагом до самой трибуны. Сейчас это может казаться мелочью, но тогда в этом виделось начало положительных перемен. Прошли, прослушали приветственные лозунги и отправились к праздничным столам, помахав на прощание ручками руководителям области во главе с Е.С.Строевым. После демонстрации мы с детьми долго гуляли по городскому саду, сидели на скамейке у памятника «Каховка». Был теплый солнечный день.
А вскоре сообщили об аварии на Чернобыльской АЭС. И тогда как-то всплыло в памяти нечто необычное, что промелькнуло мимо глаз и могло бы вообще выскочить из памяти, если бы не волна сообщений, которая вдруг обрушилась на жителей Советского Союза. Многие вспомнили, что все наши руководители на трибуне стояли в шляпах, а не с открытыми головами. Возможно, если проследить по снимкам ряда лет, как и в чём стояли руководители во время демонстраций, можно заметить, что стояли с открытыми и покрытыми головами, но такого единства «в шляпах» не было ещё никогда. Значит, они знали?! Знали и решили-таки провести демонстрации во всех городах! Задавая себе вопрос о том, могли ли партийные руководители отменить первомайскую демонстрацию в своих городах и как-то снизить отрицательное влияние радиации на людей, я уверен на все сто процентов, что не могли. Была очень жесткая партийная вертикаль, была жесткая партийная дисциплина и пойти против этого никто из Первых секретарей обкомов партии не мог. Если бы кто-то только попытался предотвратить заражение жителей своего города, отменив демонстрацию, его тут же заперли бы как минимум в психушку, а замы всё равно провели бы запланированное мероприятие. Можно было отправить своих родственников или детей куда-нибудь подальше от опасного района, но пойти на защиту от повышенной радиации всего народа партия не могла. Главное, чего боялась правящая партия, это паники. Руководители просто не были готовы ни морально, ни организационно к такому трагическому испытанию. Это был один из последних ударов по доверию КПСС, приведший впоследствии к её развалу вместе с СССР.
Интересны воспоминания о просачивавшейся информации извне. Такими «окнами» в мир были радиостанции «Голос Америки» и «Свобода». Сразу же после аварии они сообщили о чём-то серьёзном, что случилось на территории Украины. Все те дни, пока советский народ всё ещё пребывал в неведении, эти радиостанции всё подробнее и подробнее сообщали об аварии, передавали страшные цифры. Но это были «вражеские» голоса и верить им было не только не обязательно, но и вредно. Главное для них было сообщить «свою» правду и посеять панику среди нашего народа.
Посмотрим, как вели себя «братские» страны. В то время слово «братские» писалось без кавычек. В нашем педагогическом институте учились польские преподаватели, приехавшие на повышение квалификации. Специально для них был даже построен новый учебный корпус, называющийся условно и поныне Польским. После Чернобыльской аварии из посольства им сразу же были переданы какие-то рекомендации. Вероятно, они должны были соблюдать какую-то секретность, потому что до наших преподавателей не сразу дошли сведения о том, что всем было необходимо принимать препараты йода. Почему польское посольство как могло, позаботилось о здоровье своих граждан, а руководство нашей страны даже не сообщило своевременно об аварии и не провело профилактики людей препаратами йода? Не было йода? Или снова главное, чтобы не было паники? Поляки очень переживали в те дни, постоянно имея связь со своим посольством. Наши партийные руководители пытались, как могли, успокоить поляков, но получалось это у них очень неуклюже. Доходило до такого «циркового номера». Прислали как-то преподавателя-отставника по гражданской обороне, который измерил дозиметром окружающий воздух, показал цифру, а потом поднёс прибор к горящей сигарете одной из полек. Прибор показал цифру, значительно превышающую фоновое значение. Это должно было продемонстрировать, что волнения их безосновательны, и нечего было панику разводить. Польские дамы, надо сказать, очень злоупотребляли курением, «подсадив» и наших женщин на эту заразу, но поверили ли они таким доводам, я не уверен.
Ни вражеские голоса, ни польские преподаватели не смогли повлиять на наш менталитет, на наш «авось». Определённая нервозность возникала у родителей, желавших как-то защитить детей, только в связи с неверием в те цифры и те сообщения, которые исходили от властей. Власти народ верил всё меньше и меньше. С тех пор прошло 25 лет. Многое произошло за эти годы. Те, кто непосредственно принимал участие в ликвидации аварии, кто погибал на АЭС от радиации, терял здоровье и становился инвалидом, постепенно из героев превратились для власти в надоедливых просителей. В разные годы возникали проблемы то с лекарствами для «чернобыльцев», то с лечением, то с предоставлением им жилья и других льгот. В районах области, наиболее пострадавших от аварии, было частичное отселение жителей, но кто добровольно мог бы покинуть обжитые дома и идти неизвестно куда? С жильём у нас всегда были проблемы. Кто-то даже находил какую-то выгоду в том, что их населённый пункт «заражен». Можно было получать «чернобыльские», проживание в таких местах давало возможность более раннего выхода на пенсию. В Орле установили памятник. Посвящен ликвидаторам аварии. Вид его страшен, точнее физиологически неприятен. Но Чернобыльская авария была ещё страшнее. |