http://www.orelcity.ru/glavnaya-tema/pokushenie-na -pamyat/Красная строка № 9 (404) от 24 марта 2017 года
Покушение на памятьСегодня «Красная строка» начинает цикл публикаций, посвященных 100-летию органов госбезопасности России.Проблема борьбы с фальсификацией истории Великой Отечественной войны не утратила актуальности. С этим неизбежно связана тема нравственного, морально-этического выбора человека в переломное время, когда решается судьба Отечества.
Фальсификаторы, отрабатывающие зарубежные гранты, выработали стереотип мышления, согласно которому «защита власти и защита Родины — принципиально разные вещи». Это «открытие» принадлежит журналисту либеральной газеты «Время Новостей» С. Новогрудскому (2.10.2009). Следуя этой логике, идущие в атаку солдаты должны были размышлять — за Советскую власть (государство) они сражаются или за Родину?
22 июня 2006 г. в «Парламентской газете» появился опус некоего С. Веревкина «Локотская альтернатива». Автор пропел дифирамбы главарям созданной оккупантами на Орловщине т. н. «Русской освободительной народной армии» (РОНА) — Воскобойнику, Каминскому и другим гитлеровским пособникам. Профашистское образование — Локотской административный округ он именовал не иначе как альтернативой Советской власти в условиях войны, якобы дававшей ответ в 1941—1945 гг. на вопросы: «Что делать? С кем идти? Как идти?».
Исходя из поучений этого и подобных ему лжеисториков, надо было не сопротивляться оккупантам, а вместе с ними воевать «за освобождение России от большевизма», как это делали участники бандформирования РОНА, власовцы и бандеровцы.
Этот шизофренический «изыск» — спасательный круг для изменников и их духовных покровителей, барахтающихся в нечистотах предательства. Вот, дескать, каким мучительным и покаянным был выбор людей, вынужденных идти вместе с гитлеровцами против большевизма. Да ведь понятия «власть» и «Родина» в лихую годину неразделимы! Родина одна на все времена, а категорию предательства никто не отменял.
«Альтернативный» выбор, о котором рьяно пекутся прозападные апологеты коллаборационизма, — не что иное, как попытка превратить историю в историческую политику, легализовать саму идею предательства и подвергнуть сомнению подвиг народа.
Право на выбор было у направленного в оккупированный Орел разведчика Николая Челюскина, отца которого в 1937 году репрессировали. Но обида на власть (вполне справедливая) отступила перед священным долгом защиты Родины. Он выполнил его с честью и погиб в застенках гестапо вместе с товарищами по партийному подполью. И вряд ли кому приходило в голову сомневаться в искренности его выбора.
Однако, нашлись люди, которые подвергли сомнению подвиг разведчика. В московском издательстве «Яуза-Эксмо» в 2005 году вышла книга В. Абрамова «Евреи в КГБ (палачи и жертвы)». В приложении к ней опубликованы рассекреченные архивные документы. Один из них, так называемый «Служебный дневник», привлек наше внимание, поскольку Челюскин упоминался в нем в роли провокатора, изменившего Родине.
«Служебный дневник» (под грифом «совершенно секретно») написан заместителем начальника 2 управления НКГБ СССР Л. Ф. Райхманом. Датирован 6—10 августа 1943 года.
Из документа следует, что в освобожденный Орел Райхман прибыл в составе московской группы контрразведчиков. Цитируем текст в части, касающейся Челюскина: «Через агентуру выяснили, что немцы широко практиковали в Орле метод провокаций. Так, немцами был арестован агент Разведуправления Челюскин, выброшенный в немецкий тыл на парашюте. Немцы перевербовали его и дали задание «вербовать для работы против немцев» советских патриотов. Все завербованные (таких было около 100 человек) были арестованы и расстреляны. Среди этих людей было много наших агентов…».
Прямо скажем — убийственный документ, да еще подготовленный высокопоставленным сотрудником госбезопасности. Однако, о дальнейшей судьбе Челюскина в «Служебном дневнике» почему-то ничего не сообщалось, как и об обстоятельствах получения этих сведений.
В этой информации правдой было лишь одно: Челюскин действительно был зафронтовым разведчиком, арестованным по доносу полицейского агента. Все остальное не соответствует действительности, является вымыслом и дезинформацией. Сведения, полученные Райхманом от неустановленных лиц и внесенные в оперативный «дневник», в дальнейшем ничем документально подтверждены не были и фактически являются покушением на память патриота, действовавшего в условиях фашистского террора.
Возвратимся к истории его появления в захваченном гитлеровцами Орле. Для выполнения задания Центра он был переброшен в немецкий тыл 25 марта 1942 года в районе действий 61-й армии. В прифронтовой Елец прибыл в феврале. Вручил начальнику УНКВД по Орловской области предписание на имя Борисова. Подлинную фамилию разведчика знали лишь несколько человек, готовивших его к переходу за линию фронта. Для всех он был Борисов (оперативный псевдоним — «Зимовщик»), а для посвященных — Челюскин Николай Борисович, сын орловского дворянина, бывший артист. Перед ним была поставлена задача внедриться в полицию, вести военную и политическую разведку. Он не был кадровым сотрудником органов госбезопасности. Как и многие из молодежи того времени, хотел воевать на фронте, понимая, какая страшная угроза нависла над страной. Но неожиданно предложили отправиться для выполнения разведывательного задания в фашистский тыл. Местом для оседания был выбран его родной Орел.
В предписании сообщался пароль для связи с «Зимовщиком». Времени на подготовку было мало. Тщательно прорабатывалась каждая деталь его «биографии». Уточнялся маршрут от места выброски самолетом, а также план действий на случай задержания и ареста.
С ним работали опытные контрразведчики Г. М. Брянцев, И. Д. Сидоров и Н. И. Селифонов. И хотя инструктаж он получил еще в Москве, все понимали, что малейшая неточность может привести к провалу.
Легенда базировалась на его родословной. В ней говорилось об отце, Борисе Николаевиче, лишившемся поместья, нелегком детстве, омраченном неприязнью к выходцу из «социально чуждой среды», арестах и обысках в доме родителей и расстреле отца. Все это было правдой и вписывалось в биографию Челюскина.
По-настоящему легенда начиналась с рассказа о «дезертирстве» и намерении добраться до родных. В Орле проживала его мать, Юлия Александровна, и другие родственники, что придавало легенде особую ценность.
Кто-то из начальства наложил резолюцию: «Легенда составлена собственноручно «Зимовщиком» перед уходом в Орел. Её следует направить в 4-е Управление НКВД. Уж больно она антисоветская. Надо проверить». Центр отверг перестраховку: Челюскин сделал сознательный выбор и следовал ему до конца.
Незадолго до отъезда из Москвы он передал в НКВД письмо следующего содержания: «На днях я отправляюсь на разведработу в тыл врага моей Родины. Я прекрасно сознаю трудности и опасности выполнения предстоящей мне работы. Это задание я обещаю выполнить. В городе Молотовске (ныне — Северодвинск. — Ю. Б.) осталась моя семья, которую я очень люблю: жена — Плотникова Тамара и дочь Галя шести лет. Если только это возможно, я буду просить оказывать им необходимую помощь в трудные для них минуты. Мне не удобно просить об этом, но семья — это одно из самого моего родного…».
Связь с ним должны были держать орловские чекисты. Шло время, но «Зимовщик» молчал. Москва беспокоилась. 10 апреля 1942 г. в Елец пришла телеграмма: «Информируйте о «Зимовщике». Как организована связь с ним?» Однако, предпринятые попытки разыскать его оказались неудачными. Исчез направленный к нему на связь курьер «Марат». Центр настаивал: «Прошу принять меры к розыску и установлению связи. Для этого необходимо использовать возможности оперативно-чекистского отдела партизанских отрядов юго-западных районов Орловской области, направив оттуда связника».
Что же с ним произошло? Подорвался на мине? Погиб от шальной пули? Расстрелян зондеркомандой?
Между тем, он был жив. По пути к Орлу его останавливали немецкие патрули. Дважды легенда сработала, а в третий раз не повезло. Его долго допрашивали, требуя признания в связях с партизанами. Угрожали расстрелом, а затем отправили под конвоем в Орел, где к допросам приступили уже сотрудники тайной полевой полиции (ГФП).
Вскоре связная чекистов сообщила: «В камере № 39 (напротив 49-й, в которой содержалась я) в конце марта 1942 г. сидел Челюскин, бывший артист, и часто пел песни. Его освободили после меня».
Освободили не сразу. Офицер ГФП Адольф Кролик с немецкой педантичностью перепроверил биографию Челюскина и, лишь убедившись, что он действительно из дворян, выпустил его из камеры, посоветовав «честно трудиться на благо Германии».
Челюскин приступил к выполнению задания. Уже в мае 1942 г. он «трудился» в должности начальника паспортного стола полиции. Связь была восстановлена и добытая оперативная информация уходила в Центр. В июле он, по воспоминаниям матери, обронил фразу в кругу родных: «Сегодня будет налет на район Полесской улицы». И действительно — вечером застучали немецкие зенитки. На другой день бомбардировка повторилась — было уничтожено большое скопление боевой техники оккупантов.
Установив связь с подпольщиками, он с риском для жизни регулярно снабжал их немецкими документами. Сколько людей с выправленными им аусвайсами ушло к партизанам, сколько было спасено бежавших из плена — никто не знает, не считали. Но достоверно известно — он помогал патриотам подполья вплоть до своего ареста.
Фашистский террор вызвал яростное сопротивление. В Орле действовало не только организованное подполье. Стихийно, по зову сердца, возникали патриотические группы, совершавшие акты возмездия и активно боровшиеся с ненавистным оккупационным режимом.
Не дремали и фашистские спецслужбы. По городу рыскали их осведомители и агенты-провокаторы. Им удалось выследить группу патриотов, работавших в полиции. Это был тяжелый удар по созданной Челюскиным резидентуре в самом логове оккупантов. Арестовали полицмейстера Василия Головко, полицейских Дмитрия Сорина и Павла Кунце. Начались аресты участников других подпольных организаций.