Стенд с книгами Д.И.Блынского в музее им. И.С.Тургенева во время проведения вечера, посвященного 75-летию со дня рождения поэта 14 марта 2007 г.

Легенда об Орле

За лесами, лугами
Полыхали пожары…
У Оки на кургане
Задержались татары.
Взмыл Орел над Окою,
Над обрывистой кручей.
«И к чему бы такое?»
«Не к добру этот случай».
Над ногайским отрядом
Он кружил до заката.
Там, с татарами рядом,
Притаились орлята.
Плыли черные тучи,
И туманились дали.
Шли татары над кручей
И гнездо увидали.
Строги воинов лица:
«Что за берег проклятый!»
Не успев опериться,
Полетели орлята.
Полетели с откоса
Прямо в мутную воду.
И глаза свои косо
Поднял хан к небосводу.
На него, словно камень,
С криком падала птица.
Поднял руки. Руками
Он хотел защититься…

За лесами, лугами
Не пылали пожары.
Тишина на кургане, -
Убежали татары.
Истекающий кровью,
Взмыл орел к небосводу
И, сложив свои крылья,
Сверху бросился в воду.
Ясной осенью поздней,
Объезжая границы,
От крестьян Иван Грозный
Всюду слышал о птице.
«Встанет крепость, — сказал он,
В честь орла над Окою.
Встанет город на страже
Тишины и покоя.
И седая легенда
Обернулася былью:
Вновь
     Орел
         над Окою
Распластал свои крылья.

Слово о родимом крае

Орловский край, просторы полевые,
Родимая навеки сторона.
Как дочь великой матери — России.
Одним дыханьем с ней живет
Она.
Бушует жизнь
Окой в большом разливе
По всем дорогам нашей стороны
От Болхова былинного до Ливен,
От Долгого до Мценска и Колпны.
Кому у нас в России не знакомы,
Святой легендой сделавшие быль,
В боях, в труде
Прославленные Кромы
И седоглавый
Витязь Новосиль?!
Шумит в березах ветер, воду вспенив
У нас рожденной
Голубой Оки,
На берегах которой жил Тургенев,
Лесков и Тютчев -
Наши земляки.
Я вижу, как, все горести изведав,
Но правдой тверд
И сердцем гордым чист,
За власть Советов
В бой идет Медведев,
Встречая смерть как воин-коммунист.
Я слышу гул,
Октябрьский гул орудий
Во имя вешних, полных солнца дней,
Когда в полях сровняли межи люди,
Служившие раздором для людей.
И вот они -
Над Неручью, над Зушей,
Куда явилась новая судьба,
Из края в край взошли, волнуя душу,
Заколосились буйные хлеба.
И вот они,
Заводы-миролюбы -
По всей округе сбросили леса,
Вздымая в небо пушки мира — трубы,
Расправив гордо плечи-корпуса.
Земля моя,
И вдруг — опять орудья
Грохочут над Окою там и тут,
И Гуртьев падает с пробитой грудью,
Не слыша первый -
В честь Орла! -
Салют.
Земля моя,
Родимый край орловский,
Здесь снова мир,
Здесь снова мир, покой
С поднявшимся заводом и березкой,
С влюбленными и с песней над рекой.
Родной народ!
Да где найти такого,
В какой другой стране подобный есть?!
Не счесть нам дел таких, — как Сапунова,
Таких, как Комиссаровой, — не счесть.
Орловский край, просторы полевые,
Родимая навеки сторона.
Как дочь великой матери — России,
Одним дыханьем с ней живет
Она.

* * *

Пойдем в мой край,
В поля, в луга Орловщины,
Нигде я лучше края не встречал.
Я тут на «ты»
С любым ручьем и рощею,
Тут для меня
Начало всех начал.
Пойдем в мой край,
Где первоцветы вешние
Весною по-особому цветут.
Тут сказки ты узнаешь
Только здешние,
«Матаню» нашу встретишь
Только тут.
В слух превратишься, наши песни слушая,
У нас такой в округе чернозем,
Что даже трактор
За рекою Зушею
На пашне светлым выглядит пятном.
А наша тройка-птица!
Не отсюда ли
Она впервые начала свой бег?!
Эй, рысаки мои!
В них столько удали,
Что славы хватит им на долгий век.
Тропинками извилистыми, узкими,
Пойдем туда, где земляки мои,
Где по соседству
С соловьями курскими
Поют не хуже
Наши соловьи.

Пойдем в мои край.
Я покажу село мое.
В нем мило все, хоть бедно до поры:
Простые хаты, крытые соломою,
Коровий рев и песни детворы…
Весна. Сугробы снега за калитками,
А по откосам рыжим, у воды
Проталины подснежниками вытканы, -
Последний снег
И первые цветы!
…Дни перволетья — дни невыразимые.
Их нужно видеть, слышать.
Что слова?
Пух тополей плывет, цветут озимые,
Кричат стрижи, и дремлет сон-трава…
…А бабье лето с тихою прохладою,
Со вспыхнувшими шапками берез,
Над плесом листья кружатся
И, падая,
Как будто искры, поджигают плес.
…Зимой у нас — что в русской сказке.
Где еще
На свете есть подобная зима?
Представь — летящий снег и дуб седеющий.
Да это же поэзия сама.
Пойдем в мой край,
В поля, в луга Орловщины,
Нигде я лучше края не встречал.
Я тут на «ты»
С любым ручьем и рощею,
Тут для меня
Начало всех начал.

Русский брод

Над рекой, где в округе
Луга да сады,
Берега в чернобылье,
Как плечи крутые.
Обернувшись камнями,
Лежат у воды
Косоглазые воины
Хана Батыя.
Как ремнем,
Крутояр опоясан тропой,
Как в столетья,
Спускаюсь я к древнему броду.
Пой призывно,
Труба воеводская, пой, -
Тихо пращуры входят
В студеную воду.
Острота у воды и у копий одна.
На кольчугу похожа,
От ветра рябая.
Только как бы она
Ни была холодна,
Не потопит, не смоет -
Своя, не чужая…
Не дождавшись гонца,
Под навесом шатра
Спит Батый в отдаленье,
Как в маленьком храме.
Тризну русичи правят
Всю ночь у костра,
И не знает Батый,
Что беда с нукерами…
Подо мною внизу
Закипает река,
Где седой и красивой
Легенды начало.
Паровозный гудок!
Это он сквозь века
Подал голос трубе,
Что призывно звучала.
Ребятишки,
           штаны
До колен засучив,
Мокнут днями на отмели
В схватке неравной.
И заводят девчата
Знакомый мотив,
Выходя к крутояру
С моей Ярославной.
Русский Брод!
Моя тихая станция…
Нет. Тут не так уж по-русски
Богата природа.
Только, где б я ни жил,
Покупая билет,
Повторяю с волненьем:
— До Русского Брода.

Моя родословная

Зайдешь к нам в деревню и скажешь:
Все близкие,
Далеких по крови в ней нет никого:
Какая бы хата не встретилась -
Блынские.
Да что это -
Дети отца одного?
Сквозь годы карабкаясь
Тропкою узкою,
Я путь родословной своей узнаю.
Опять же, фамилия наша нерусская,
Откуда взялась она
В русском краю?
Здесь деды и прадеды жали и сеяли,
Без выезда жили в срединной Руси.
Имея ли хлеба кусок, не имея ли,
Тянулись к Христу:
«Сохрани и спаси».
А он им — то зной вместо дождика спорого,
А он им — то град вместо солнца пошлет,
А он им — помещика,
После которого
В сусеках сметали мышиный помет.
И снова с извечным:
«О господи, выручи,
Избавь от сумы в середине зимы». -
«А чьи ж вы, крестьяне?» -
«Адам Казимирыча»,
«Адам Казимирыча Блынского мы…»
И, хмурые, глухо роптали на барина,
Все чаще в кругу толковали о том,
Что господом богом
Земля им подарена,
Что сеют, а ходят
С пустым животом.
Горел в их глазах
Огонек нетерпения.
Скрывал до поры его каждый с трудом,
Пока он не вспыхнул на праздник Успения
Пожаром,
Обнявшим адамовский дом…
С тех пор, хоть в указах о том не указано,
Прозвали фамилией барской крестьян.
И тот, кто носил ее, с ним была связана
Презренная кличка -
Бунтарь и смутьян.
…Запоротых до смерти,
Вижу их, словно я
Стою у раскрытых в столетья дверей,
Стою и горжусь, что моя родословная
Идет от орловских крестьян-бунтарей.

Ода родному краю

О край мой срединный — луга да поля,
С черемухой, с песней и с тыщей забот,
Где если земля,
То такая земля,
Что стержень железный — и тот прорастет.
О край мой отцовский над русской рекой,
Я счастлив — родиться мне здесь довелось,
Где если уж ливень,
То ливень такой,
Что, кажется, землю промочит насквозь.
Иду я полями — навстречу встает
Как будто из солнца отлитая рожь,
А дальше мой лес,
Где иди целый год,
Иди целый век — и его не пройдешь.
А песни, а сколько богатых невест,
И в меру красивы, и нет их верней.
Встречать бы парней,
Что вздыхают окрест,
Да много своих неженатых парней.
И пусть перерыв не проходит без ляс,
Возьмутся за дело — и тут их не тронь,
А если уж девушка
Пустится в пляс,
Ее каблуки высекают огонь.
А если уж дед — ему семьдесят лет! -
Но как не посметь от старухи тайком
Моргнуть молодухе -
Ну, чем он не дед! -
Да той молодухе, что кровь с молоком!
С друзьями встречаюсь то там я, то тут,
Их плечи круты, как обрыв-берега,
А если уж руки,
То руки, что гнут
Тележные шкворни в бараньи рога.
Случись непогода — готовы помочь,
Из города ты или ты из села.
У сердца такого
И солнце не прочь
Занять для себя доброты и тепла.
О парне в спецовке, о старце седом
Иначе я в жизни сказать не могу:
Из солнца и воздуха
Выстроит дом,
Коня-рысака подкует на бегу.
Он любит ракиты над венами рек,
Он с каждой земною травинкой знаком,
И если уж ступит
На Марс человек,
Я верю: он будет моим земляком.
Мой друг напоказ не гордится судьбой,
Порой то одно, то другое не всласть,
Но если уж битва,
То сердцем любой
Заслонит родную Советскую власть.

Моя точка зрения

То дорога, то тропка узкая,
То ручей по реке без дна, -
Ой, ты, русская, наша русская,
Наша отчая сторона!
Наградила святыми узами
И сказала нам: «В добрый час!»
И не блоками, не союзами,
А сердцами связала нас.
Ты, как наши мечты, просторная,
С лаской, с удалью огневой,
С шумом поезда под Касторною,
С полнолунием над Невой.
Ты с березовыми расцветами,
С вечной тягой родной земли, -
Пусть пешком обошли полсвета мы,
Мы обратно домой пришли.
В этом буйном разнообразии -
Кто с Байкала, а кто с Оки -
Мы живем посреди Евразии,
Беспокойные русаки.
Соберемся мы, встречу празднуя,
Ну хотя бы на полчаса:
Речи разные, песни разные,
Очень разные голоса.
Только все-таки мы похожие,
Чем похожие мы — спроси:
Не случайные, не прохожие,
А хозяева на Руси.

Край наш — степи его, леса его, -
Наша отчая сторона,
У Гордейчева, у Исаева,
У Полянского ты одна.
Ты нам пращурами завещана,
Чтоб любили тебя, храня,
Ты для Фирсова — мать Смоленщина,
Мать Орловщина — для меня.
Нам скрывать друг от друга нечего
И выпячивать напоказ,
Если гордость того ж Гордейчева -
Гордость искренняя всех нас.
Гордость зернышком, в землю брошенным,
Чтобы плод родила земля,
Гордость всем — от простой горошины
До космического корабля.
Расступитесь, рвачи, да нытики,
Да хулители всех мастей,
Те, что ищут большой политики
В маникюре своих ногтей!
Позабыта квартира душная,
Мы в пути, на ногах с утра.
Эй, с дороги вы, малодушные,
Золотушные фраера!
То дорога, то тропка узкая,
То ручей, то река без дна, -
Ой, ты, русская, наша русская,
Наша отчая сторона!
В сердце солнечное горение,
Половодье российских рек.
Вот она, моя точка зрения,
От рождения и — вовек.

Первые стихи

М. И. Четвертковой-Андреевой
Всю ночь писал,
А мне было тринадцать,
И я забыл про долгий счет часам.
А утром даже ей не мог признаться:
Сложил стихи, но как -
Не знаю сам.
Боялся -
Отругает за ошибки,
За то, что ручку я не так беру,
Мол, лучше б ты
О рыбаке и рыбке
Получше сказку выучил к утру.
Как ей сказать, чтоб не была в обиде,
Что я пришел, не выполнив урок,
Что я писал, перед коптилкой сидя,
Писал тайком
И не писать не мог.
Я обращался к вишням и черешням,
В ночи я слышал мирный шум ольхи.
Я написал стихи о ветре вешнем,
О Дне Победы
Первые стихи.
Я видел у белеющей березы
Ее, двадцатилетнюю, в слезах.
Я написал
Про солнечные слезы,
Про слезы горя
На ее глазах.
Ей не дождать домой отца-солдата,
Цветами холм порос,
Где спит жених.
Она глядела долго вдаль куда-то
И думала, и думала о них.
И плакала от горя и от счастья,
Ученикам шепча, что, наконец,
Дождешь ты очень скоро брата, Настя,
И не замедлит, Ваня,
Твой отец…
Казалось мне, что не она -
Другая -
Смеялась с нами, пела в перерыв,
Заботливо цветы оберегая,
Слепые окна школьные раскрыв.
Казалось мне, что не она -
Другая -
Кого, как мать, мне думалось, я знал,
Сурово, строго, у доски ругая,
Кому-то двойку ставила в журнал.
Как ей сказать, чтоб не была в обиде,
Что я пришел, не выполнив урок,
Что я писал, перед коптилкой сидя,
Писал всю ночь
И не писать не мог.

* * *

Я полон света,
Словно утро мая:
Отец мне — город, мне деревня — мать.
Я руки их шершавые сжимаю
И тем силен, что их могу сжимать.
Чтоб не коснулась никакая вьюга,
Тепло их рук я всюду берегу,
Как жить они не могут
Друг без друга,
Так жить без них — двоих — я не могу.
Но только в песнях сына будет чаще
Шуметь пшеница и вздыхать ветла:
Под шелест трав,
Под плеск ручьев журчащих
Меня моя деревня родила.
Дыханьем ветра,
Что пропах лугами,
Она меня поила поутру,
Звала на косогор,
Где в птичьем гаме
Креп голос мой под солнцем, на ветру.
Когда же с ней простясь у сеновала,
Я уезжал к отцу, что знаменит,
Она мне долго,
Грустная, кивала
Платком сбегающих к ручью ракит.
Я полон света,
Словно утро мая:
Отец мне — город, мне деревня — мать.
Я руки их шершавые сжимаю
И тем силен, что их могу сжимать.

Березка Есенина

Когда-то в день рождения поэта
Я посадил березку у окна,
И с той поры в такое ж бабье лето
В отцовском доме стало больше света, -
Так жарко разгорается она.
Простор березке, рыжей и вихрастой,
На все четыре стороны открыт.
И я горжусь, завидуя ей часто:
Встречая солнце, первой шепчет
«Здравствуй!»,
Последней «До свиданья!» говорит.
Движения спокойны и неброски,
Ничем не знаменита и скромна,
Стоит у двух дорог на перекрестке,
И от нее, от маленькой березки,
Вся Родина огромная видна.
Трубят над нею с самого рассвета,
Зовут ее в дорогу журавли,
Но Русь, Россия, Родина поэта,
Кем так она любима и воспета,
Дороже ей любых краев земли.
Еще засвищут ветры-листобои,
Еще захлещут проливни-дожди,
Но как не верить в небо голубое,
И в добрый шум зеленого прибоя,
И в Май, что ожидает впереди!
Она стоит, у дома пламенея,
Горит, неотразима и чиста,
Такая — даже солнце перед нею
В октябрьский день становится бледнее
И прячется за тучи неспроста.

Едва ее листва зашевелится,
И на ветру вздохнет она едва,
Мне кажется — листаются страницы,
И стоит к ней щекою прислониться,
Как зазвучат знакомые слова.
Как зазвучат стихи… И потому я
Всегда, всегда во сне и наяву,
Зеленую, багряную, седую,
Мою березку солнечно-прямую
Березкою Есенина зову.
Кипит в России буйно бабье лето,
И вновь живу я думою одной:
Чтоб в каждом доме было больше света,
Давайте в день рождения поэта
Сажать березки на земле родной.

Анюта

Осталось пять минут, одна минута…
И только поезд тронулся едва,
Как позабыты были почему-то
Все нужные, все лучшие слова.
А час назад на этом же перроне
Держал я речь, и голос мой звучал
О том, что наше знамя не уроним,
Что молодость — начало всех начал…
Я говорил, зажженный урожаем,
О том, что ждут просторы целины,
Что лучших дочерей мы провожаем,
Что уезжают лучшие сыны…
Она стояла тихая, краснея,
Чужой букет цветов держа в руке.
Смущалась тем, что я прощался с нею
На столь официальном языке.
Глядела так влюбленно и знакомо,
Хоть трижды взглядом всю толпу обшарь,
Я для нее не секретарь райкома,
А выше и родней, чем секретарь.
Кипел перрон. Пройдет еще минута -
И поезд растворится вдалеке,
И скроется из глаз моих Анюта,
Чужой букет цветов держа в руке.
И горько мне, что я, пройдя полсвета,
Встречая много раз девятый вал,
Своей невесте не вручил букета
И на прощанье не поцеловал.

Времена года

Не тревожь, Весна, не сыпь с черёмух
Пригоршнями белый тихий цвет.
Много ходит девушек знакомых,
Только нет одной — любимой нет.
Лето, разноцветьем землю вытки,
Солнцем каждый плод налей в саду,
Мне бы с ней встречаться у калитки,
Да сказала: — Я другого жду.
Осень, подожги ручьи и реки,
Искрами листвы, где я брожу.
Мне бы полюбить её навеки,
Да сказала: — Замуж выхожу.
Все следы, Зима, метлою белой
Заметёшь ты на своём пути.
Только в сердце, в сердце — что ни делай! -
След её тебе не замести.

* * *

Я шел дорогою земною
То через степь, то среди скал, -
Тебя, что выдумана мною,
Я годы долгие искал.
Спешил скорее повстречать я,
Покуда ты была ничьей.
Я представлял: ты в ярком платье
Из крепких солнечных лучей.
Тебя я сравнивал с Россией,
Где над ручьями зреет лён,
В льняные косы лентой синей
Один из тех ручьёв вплетён.
Когда б тебя я встретил: — Здравствуй! -
Хоть сам не свой, сказал давно б,
Увидев твой венок цветастый,
Сплетённый из июльских троп.
Тебе, труднейшей из загадок,
Что мне загаданы в пути,
Букет цветов из звёзд и радуг
Я был готов преподнести.
Но изменилось всё случайно:
Прости, что я в родном краю
Девчонке с нашего комбайна
Кувшин с водою подаю.
Стоит девчонка у штурвала,
Сверкают бронзой икры ног.
Под ливень платье попадало,
На солнце выгорел платок.
Девчонка пьёт и не напьётся -
Такой уж зной у нас в хлебах,
И пляшет радостное солнце
На влажных девичьих губах.
И так в ответ смеётся звонко,
Что, позабыв про все цветы,
Я понял — это не девчонка,
А мною найденная - Ты.

Другие стихи