3 августа 2011г., накануне Дня города в выставочном зале Орловского отделения Союза художников России открылась выставка "Город и люди". Это самая масштабная экспозиция в городе, открытая в предпраздничные дни. Картин много, есть скульптуры, батик и керамика. Но ходить на такие выставки лучше не в дни открытия, а в другие дни. Сегодня же был праздник общения художников между собой на фоне картин. Это особая атмосфера, радостное настроение, музыка, приветственные речи гостей из администрации города.
Радует то, что многое из того, что удалось увидеть на выставках, открытых в предпраздничные дни, увидят и посетители нашего сайта. Где же и быть картинам, посвященным Орлу, как не на нашем сайте!
Несколько дней спустя
В газете "Орловский вестник" (№31 от 17 августа 2011 г.) прочитал впечатление писателя В.Ермакова об этой выставке и об одной из её картин. Хотелось бы поделиться...
" В выставочном зале Союза художников (на 2-й Посадской) открыта выставка «Город и люди». Живописная топография и художественная социология Орла...
Многое в радость взору и в угоду вкусу; особенно хороши «Дождь» Ольги Душечкиной и «Старый дворик» Ольги Сорокиной, «На заснеженной улице» Анатолия Костяникова и «Осень на бульваре» Александра Кузнецова. Есть и другие достойные работы. Талант не спрячешь...
Но выставка в целом все же не оправдывает ожиданий. Не то, чтобы совсем уж разочаровывает, но как-то удручает – привычностью. Как сказал классик, – ни в чем не видно перемены. Кажется, все те же виды на старинные храмы и старые дома годами перевешиваются с вернисажа на вернисаж. Дежа вю... И в профессиональном плане нет заметного роста; в лучшем случае – мастерски, в худшем – мастеровито. Словно орловские художники подписали некую секретную конвенцию, ограничивающую картину мира рамками академического канона. Хорошее дело – школа, надежный стержень – традиция, – но творчество предполагает авторский риск. Если в картине нет ничего удивительного, в ней нет чего-то главного. Это вещь для интерьера, а не для искусства.
Что еще тревожит, – нечеткость критериев. Кажется, что отбора больше нет; имеют заметное место вещи ниже среднего уровня. Для участия в выставке достаточно старания. В этом плане экспозиция репрезентативна: срез художественной среды.
Мое внимание привлекла работа Владимира Блинова «Есенин в Орле. Яблочный Спас». Квадрат 90х90 см., х., м. 2011 г. Собственно, это двойной портрет: Сергей Есенин и Зинаида Райх в августе 1917 года – медовый месяц недолгого семейного счастья. Эта орловская страница из жизни поэта, до дыр зачитанная краеведами, предметом живописного изображения стала едва ли не впервые.
Картина сразу задерживает взгляд, – но первое впечатление от работы... Искушенный скептик во мне недоуменно поднимает брови и иронически прищуривается: нешто это Есенин? Разве это Райх? Полный гламур! Субтильные существа ангельской красоты и божественной нежности... И первая мысль об умозрительной слепоте художника: он что, не знает трагической истории их жизни и смерти?! Что за непростительная наивность – изображать пастораль в качестве картинки к жизни проклятого поэта *) и трагической актрисы... И я отвернулся от картины. И что-то дружески съязвил художнику, возвышенному и великодушному Володе Блинову.
А через день вернулся посмотреть снова, уже внимательнее. Потому что в ракурсе умозрения было в том сюжете нечто сверх того, что изображено. Конечно, в композиции этой идиллической картины есть некий наивный маньеризм. Но это, как я теперь думаю, не от простоты мастерства, а от сложности замысла. В нарочитой наивности есть творческая дерзость. И даже лукавое коварство. Всякий, кто берется говорить о Есенине и Райх, завораживается надрывами их страсти и надломами их биографии. Катарсис через кризис. И так далее. До самого ужасного конца.
(То и ужасно в нашем мире, что ужас становится горизонтом ожиданий. Сила зла в том, что оно банально. Чему учит нас история? – не расслабляться! Уж чего-чего, а горя в мире на всех хватит с лихвой... Биографии Есенина и Райх дают тому яркий пример).
А что мы видим у Блинова? Опровержение неизбежности. Момент истины. Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Вот оно, глупое счастье, // С белыми окнами в сад **). Странное совпадение, не замеченное литературоведами: два великих поэта в год великой катастрофы переживают лучшие дни своей жизни. И для Сергея Есенина, и для Бориса Пастернака грозовое лето 1917 года ознаменовано великой любовью и неземной нежностью. И необъяснимым торжеством радужных надежд. Сестра моя жизнь! – декларирует Пастернак. О верю, верю, счастье есть! – утверждает Есенин. Как поразительно, что в эпицентре катастрофы посреди того рокового года вдруг установилась такая таинственная тишина – око бури...
Не напрасно дули ветры,
Не напрасно шла гроза.
Кто-то тайный тихим светом
Напоил мои глаза.
С чьей-то ласковости вешней
Отгрустил я в синей мгле
О прекрасной, но нездешней,
Неразгаданной земле...**)

Но я должен сказать что-нибудь собственно о работе Владимира Блинова. Поверьте, это хорошая картина. Это картина счастья. В ней – солнечный свет, в ней яблоневый сад, и в заветном саду они вдвоем: поэт, юный и ясный, с тихим светом в глазах, и его муза, откровенно счастливая и вызывающе красивая. Словно мир создан для них двоих. Художник свидетельствует нам случившееся чудо: явление благодати, осенившей их на пересечении жизненных путей.
Я бы определил метод и стиль художника как неосентиментализм, – добрая ирония и живая жалость. То, чего смертельно не хватает нашему желчному и жесткому времени... Сад в августе как сон наяву. Мир полон и ясен. Спокойное торжество зелени, чуть траченное началом желтизны. Из дверей особняка на траву вынесен столик. А на столике букет цветов. И три яблока. Яблоко познания добра и зла. Яблоко раздора. И просто яблоко: солнечный символ Второго Спаса. Ни одно из них не еще надкушено..."
*). Nota bene: прОклятого, а не проклЯтого; так в истории литературы выделяются из прочих поэты, отвергнутые обществом и отмеченные роком.
**). Сергей Есенин; стихи 1917 года.