Кто-нибудь ходил в Карлсбаде тропами Тургенева и Гоголя? Вот, хочу пройтись и увидеть окрестности Карлсбада тургеневскими глазами...
Может, кто чего присоветует для полноты ощущений?
Всего доброго,
Cyrano

БЕРЛИН. УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ ФРИДРИХА ВИЛЬГЕЛЬМА КРИСТИАНА КАРЛА ФЕРДИНАНДА ФРАЙГЕРРА И ФРИДРИХА ВИЛЬГЕЛЬМА ГЕНРИХА АЛЕКСАНДРА, БАРОНОВ ФОН ГУМБОЛЬДТОВ. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ШТРИХИ


Возможно Вы, читатель умных книжек, читая оные, полагаете, что ум Ваш при сем совершенствуется. Вот и я решил усовершенствовать ум свой чтением. И даже вслед за Дедом Валерио отправился по стопам И.С.Тургенева в неметчину. Однако, как проговорился в библейской книге Екклезиаста израильский иедидиа и царь Шломо: "Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь."
Проследим за тем, как мое самосовершенствование перемежалось с умножением скорбей моих.


Итак, в ученой книге написано: "Тургенев закончил словесное отделение философского факультета Петербургского университета в 1837 г. Он не был доволен полученным образованием, ощущая в своих знаниях зияющие провалы. В то время эталоном считалось образование, полученное в германских университетах. В Европе и России была распространена мода на немецкую философию. Особенно увлекал, завораживал мыслитель Г.Ф.В. Гегель, учивший, что весь мир, все бытие есть развертывание, самовыражение абсолютной божественной Идеи. Философия Гегеля способна была примирить туманные юношеские идеалы Тургенева с действительностью, часто неприглядной и даже отвратительной. Молодой Тургенев, как и большинство его образованных сверстников, был горячим поклонником Гегеля. Гегелевская философия преподавалась в Берлинском университете, поэтому вопрос, где учится в Германии, был предрешен: весной 1838 г. Тургенев отправился в Германию продолжить обучение в Берлинском университете."


Читаем дальше: "в Германии. Он был основан в 1809 (формально открытие состоялось в 1810). Университет получил в своё распоряжение пустующий дворец принца Генриха Прусского, построенный в 1748—1766 годах. Многократно перестроенное с тех пор здание и сегодня является главным корпусом университета. Инициатива по основанию университета исходила от известнейших ученых того времени. Концепцию университета разработал дипломат и языковед Вильгельм фон Гумбольдт. Его целью было введение новой системы образования, сутью которой была тесная связь обучения и исследовательской работы. В ХIХ - начале ХХ вв. Берлинский университет был одним из ведущих центров науки, большое развитие в нём получили естественные и точные науки."


Что же ищет Тургенев в Германии? Опыт полета самостоятельной мысли! Цитируем дальше: "Первые робкие попытки самостоятельной мысли в России были ничтожными сравнительно со смелым полетом философского вдохновения в Германии. Немцы умели не только все сделать, но все понять, все объединить. Венцом их глубокомыслия был Гегель, характер философии которого, на первый взгляд, как нельзя более подходил ко вкусам даже его русских учеников. Тургенев в молодости, прошедший школу Гегеля, был несомненным идеалистом. От Гегеля он узнал, какое громадное значение имеет образование и как необходимо образованному человеку иметь полное и законченное, непременно законченное "мировоззрение".


И возгрызание гранита науки не заставило ждать благодатных плодов своих. Обратимся вновь к мудрой книге ученого тургеневеда: "В маленькой берлинской колонии русских студентов царил культ Гегеля – титана «чистой мысли» и Гете – чистого «поэта натуры». Ранний творческий интерес Тургенева к Гете проявился уже в 1839 году, когда он перевел песню Клерхен из трагедии «Эгмонт». В письме к Бакунину он пишет: «Сегодня вспоминал мой перевод песенки Клерхен в Эгмонте. Придумал нечто вроде музыки на эти слова и пел целый день…». «Фауст» Гете был настолько важным произведением для Тургенева, что он не только перевел последнюю сцену из его первой части, но и выучил первую часть «Фауста» наизусть. Вышеупомянутая рецензия на перевод М. Вронченко «Фауст» вызвала большой интерес в литературно-общественных кругах, так как она подводит некий итог в переосмыслении исторического значения творчества, начатого на страницах «Отечественных записок» в конце 30-начале 40-х годов. Известны и переводы стихотворений Гете Тургеневым («Римские элегии»; «Перед судом» и «Ночь и день», «Финская песня», - предназначенные для переложения их на музыку П.Виардо)."


И вот, умудренный знаниями, стою я у дверей главного корпуса университета братьев фон Гумбольдтов. Но скорби обуревают мое сердце. Вот что писАл сам Иван Сергеевич о жизни университетского просвещенного Берлина: «Что прикажете сказать о городке, где встают в шесть утра, обедают в два и ложатся спать гораздо прежде куриц, - о городе, где в десять часов вечера одни меланхолические и нагруженные пивом сторожа скитаются по пустым улицам да какой-нибудь буйный и подгулявший немец идет из «Тиргартена»…


…и у Бранденбургских ворот…


…тщательно гасит свою сигарку, ибо «немеет перед законом».


А скорблю я не один, а вместе с Варварой Петровной Тургеневой по причине шалопайства сыночка ее Ванечки: "«Я обманулась в тебе. Я, точно, глупо сделала, что позволила тебе так смолоду ехать за границу. Я виновата, что дала тебе Порфирия, из которого ты вместо слуги, сделал компаньона. Я виновата, что не послушала дядю и послала тебе денег, когда у тебя было в кредитиве на целый год. Я виновата, что и еще послала. – Ты поехал не шататься по свету, а учиться – чему?... учиться мотать! – О! за этим не нужно было ехать из России».


Ничему пристойному, по мнению Варвары Петровны, в Берлине Ванечка так и не научился: «А я по чести и совести тебе сказать, более тебя не за науками послала, а чтоб ты почерпнул пристойность. Вот почему и больно мне, что ты в Берлине не попал в те дома, где бы мог видеть русских порядочных».


Впрочем, вот и другой орлянин, медиевист Тимофей Николаевич Грановский, по воспоминаниям историка литературы Павла Васильевича Анненкова отметил полное раздолбайство берлинского студента Тургенева: «Грановский, заставший его в Берлине, рассказывал еще, что он находил его с приставленным к нему крепостным дядькой за очень невинным занятием – игрой в карточные солдатики, которых они поочередно опрокидывали друг у друга».


Печали мои умножаются воспоминаниями об изучении философии Гегеля самого Ивана Сергеевича: «Я, несмотря на свои 21-22 года, был еще совсем мальчуган. Судите сами: то я читал Гегеля и изучал философию, я со своим дядькой забавлялся – и чем бы вы думали? – воспитанием собаки, случайно мне доставшейся. С собакой этой возня у меня была пребольшая: притравливали мы ее к крысам. Как только, бывало, скажут нам, что достали крысу, я сию же минуту бросаю и Гегеля и всю философию в сторону и бегу с дядькой и своим псом на охоту за крысами».


За отсутствуем собаки Ивану Сергеевичу для отвлечения от зануднейшего Гегеля вполне подходил и котенок: «Я … в Берлине, штудируя философию, возился с котенком: навязывал ему бумажки на хвост, как гоголевский чиновник собачонке, и любовался его игрой, его прыжками; и хохотал, как … как жеребчик ржет…»


Что же в сухом остатке? В более поздний период своей жизни «...от гегельянства своей юности Тургенев сохраняет только ряд отдельных мотивов, вновь всплывающих то тут, то там в его произведениях».


Словом, берлинский университет имени братьев фон Гумбольдтов вряд ли следует считать объектом тургеневедения. Пичалька!


Впрочем, Иван Сергеевич смело закатил ежика в штаны Павлу Васильевичу Анненкову, чтобы тот фильтровал базар своих воспоминаний. Бывший игрок в карточных солдатиков описал для мемуриста старинный оксфордский ритуал собственного производства в доктора гражданского права: "… Нас было 9 новых докторов в красных хитонах и четвероугольных шапках… народу было пропасть… такой же доктор представлял нас поочередно вице-канцлеру - предварительно возвеличивая каждого в латинской речи; студенты и публика хлопали - вице-канцлер принимал нас также по-латыни, жал руку - и мы шли садиться на наши места".


Вице-канцлером университета был тогда профессор Ивенс. Иван Сергеевич вежливо умолчал о том впечатлении, которое он, в том числе, как широчайше образованный человек, произвел на жену вице-канцлера: "Присутствие этого рослого русского среди прочих университетских гостей, весь его облик произвели громадное и неожиданное впечатление даже на тех, кто знал его только по имени. Он много и охотно разговаривал. Речь его отличалась большой задушевностью. По-английски говорит он прекрасно. Все чувствовали дружеское расположение этого иностранного гостя". Другим почетным гостям миссис Ивенс не уделила внимания. Только Тургенев запомнился ей, "особенно его изумительные глаза, которые сверкали, когда он говорил. Их не забудет никто, кому случилось беседовать с ним".

Впрочем, это – совсем иная история. Ну что же, есть повод съездить теперь в Англию!


Всего доброго,
Cyrano

КАРЛСБАД ЗАБЫЛ СВОЕГО ИВАНА - 1. ИСТОЧНИК ТУРГЕНЕВА И ВИАРДО

В Карловых Варах, известных также как Карлсбад, создан культ короля Священной Римской Империи Карла Четвертого, заварившего эти самые Вары, Йозефа Витуса Бехера, придумавшего одноименный тридцативосьмиградусный фернет, императора Петра Первого, славно здесь покуролесившего, а также мыслителя и поэта Иоганна Вольфганга фон Гёте. Иван Сергеевич Тургенев не входит в число карлсбадских кумиров. Поэтому здешние многочисленные вольные экскурсоводы скорее всего так и не расскажут Вам, что здесь, на Замецкой колоннаде во имя замка Карла Четвертого, из бьющего здесь минерального источника номер три, известного как Долни Замецки (Нижний Замковый) прамен, пили воду Полина Мишель Фердинанд Виардо с дочерью, а также Иван Сергеевич Тургенев. Та самая колоннада, изготовленная из чугуна и покрашенная белой краской, оставляет впечатление резной деревянной.



Иван Сергеевич Тургенев приезжал лечиться в Карлсбад по совету своих французских врачей в 1873, 1874 (?) и 1875 годах. Останавливался он всегда в пансионате “Английский король” на Замковом холме.
"Через 2 дня я еду в Карлсбад и буду жить там, и скучать, и пить вонючую воду в течение 6 недель; обиталище мое будет в Konig von England, куда прошу адресовать свои письма”.



Можно представить его сидящим у стола из воспоминаний Н. А. Островской, которая летом 1873 г. тоже была в Карлсбаде:



"Сегодня Иван Сергеевич не был у источника,— сказал мне однажды муж, возвратившись домой.— Я зашел к нему справиться о здоровье. Он сидит в лиловой фуфайке, перед ним куча писем; говорит, что был болен, да теперь выздоровел, а сам так и сияет. Письма эти все из Америки с выражением восторга к его таланту. Переводчик и издатель его сочинений в Америке (Брет Гарт, кажется) пишет, что издание разошлось быстро, и посылает почтенный куш денег. Один какой-то критик говорит, что американцам особенно нравятся „Отцы и дети“ , потому что в Базарове они находят что-то „американское“.



У Тургенева в Карлсбаде было много знакомых, которые приходили к нему в пансионат. В периоды между приступами подагры Иван Сергеевич ходил к источникам, где также встречался со знакомыми, хотя большую часть времени болезнь приковывала его к постели.
“Здесь я немедленно начал свое лечение — сегодня уже выдул 3 стакана. Ноги — пока — ничего: что-то дальше будет? Из русских здесь обрел Толстых (А. К. и его жену), Соллогуба и очень милую княгиню Барятинскую (Кокону). Квартера у меня чудесная - словом, всё пока в порядке”.



В 1874 году он писал в Россию: «Я еще до сих пор калека, едва ползаю с помощью двух палок». Зато 1875 год писатель считал удачным: лечение действительно принесло пользу, и Иван Сергеевич смог заняться написанием романа «Новь». В июле того же года Тургенев (вместе с Алексеем Константиновичем Толстым) в отеле Pupp устроил русский литературный вечер, на котором сам читал два рассказа «Льгов» и «Живые мощи» из «Записок охотника». Все билеты на этот благотворительный концерт были распроданы, а собранные средства были переданы погорельцам города Моршанска. Следует сказать, что как местные чехи, так и приезжие иностранцы, в основном, нерусскоговорящие, во множестве занимаются тургеневской ходьбой по окрестным тропам с помощью двух палок. Увы, они именуют эту ходьбу скандинавской, а не тургеневской, отказывая России в авторском на нее праве.



Увы, я так и не выяснил, когда в Карлсбаде была Полина Виардо.

К сожалению, я также не смог установить, из какого источника пила воду баронесса Юлия Петровна Вревская во время своих встреч с Тургеневым в Карлсбаде в 1875 г.

Всего доброго,
Cyrano

Очень интересно. Была ли это частная поездка? Если "да", то можно увидеть, какие широкие возможности даёт такой вид путешествия. Поздравляю!

БЕРЛИН. ЗАБОР
Прямо напротив университета фон Гумбольдтов, где Иван Сергеевич Тургенев штудировал Гегеля с сентября 1838 г. до конца лета 1839 г., через бульвар Унтер-ден-Линден (Под-Липами), находится грандиозный забор.



Забор скрывает реконструкционные работы вот на этом здании.



Это - Берлинская королевская опера. Ныне - Берлинская Государственная опера - под Липами.
Мог ли студент университета Тургенев, потевший над лекциями профессора Леопольда Ранке о Великой французской революции по одну сторону бульвара-под-Липами, догадываться, что, спустя каких-то восемь лет главная страсть его жизни Полина, с которой он познакомится ужЕ спустя четыре года, в 1843 г., покорит Берлин прямо по другую сторону окон его университета и берлинского бульвара, со сцены Королевской оперы в 1847 г.!



Не могу не сказать здесь и о моем чувстве негодования. Этот снимок забора Королевской оперы я сделал с той сАмой точки на Оперной площади (ныне - Бебельплац), где 10 мая 1933 г. тысячи ликующих студентов и профессоров университета братьев Гумбольдтов вместе с членами отрядов охраны Шутцштаффеля (SS) и штурмовых отрядов Штурмабтайлунга (SA) сожгли на костре книги вредных авторов, таких как Зигмунд Фрейд, Эрих Кестнер, Генрих Манн, Карл Маркс, Курт Тухольский и многих других.

Может быть Деду Валерио в ходе его высокого визита в Гумбольдт-университет светосилой своего фотоаппарата удалось проникнуть через забор, и он выложит сюда фото здания, связанного с триумфом Полины Виардо над жителями этого сАмого немецкого Медвежьегорска?

admin
Очень интересно.
Искреннейшее спасибо!

Была ли это частная поездка?
Исключительно!

можно увидеть, какие широкие возможности даёт такой вид путешествия. Поздравляю!

Спасибо! М-м-м... но однажды за день мне пришлось сделать девять пересадок на три вида транспорта абсолютно без знания языка в условиях, когда билетный кассир забыла предупредить меня о том, что билеты непрямые, и из одного поезда в другой мирно дремлющего меня извлекли и затолкали доброжелательные бюргеры, краем уха увидавшие мои ужимки при общении с кассиром. Другой же раз от ночевки на лавочке в Дрездене, а затем - и в Праге, вследствие опоздания на полчаса немецкого (!) поезда, меня спасли сперва дорожная авария с опозданием на полтора часа (!) чешского спасательного автобуса, а затем - временное снятие с основного маршрута и отправка в двенадцатом часу ночи за таким уважаемым, толстым и важным ассистент-профессором, как я, рейсового автобуса из Праги. Весьма уютнее сидеть в гостинице по схеме "все включено". Впрочем, любивший уют Иван Сергеевич Тургенев был страстным путешественником. Мне, правда, в отличие от него, пока не приходилось тонуть на пароходе!

Всего доброго,
Cyrano

Ну что же, есть повод съездить теперь в Англию!

Конечно. Как и почитателям Достоевского - в Рим, Тютчева - в Женеву, Маяковского - в Мехико, Есенина - в Брюссель! Ведь они то там бывали! Не говоря о маршрутах других великих людей - Миклухо-Маклая, Ленина и проч.

Тема интереснейшая. Жаль не видел ее раньше.

ИВАН ТУРГЕНЕВ, КАК ЗЕРКАЛО ПРОЛЕТАРСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ. МАЛЕНЬКАЯ ОКТЯБРЬСКАЯ ФАНТАЗИЯ.
Часть I.
Описываемая мною карлсбадская история могла приключиться с Иваном Сергеевичем Тургеневым в августе 1874 года. Может быть, числа 19-го, 20-го, 21-го, а может быть, с 22-го по 24-е. В самом крайнем случае - 25-го или 26-го.

В тот день Тургенев вышел из пансионата "Английский король" (фото 1), чтобы развеять привычную лень, подышать курортным воздухом, заодно узнать свежие новости, и, может быть, попить "вонючей", как он утверждал, гейзерной воды. Эта самая вонючая вода хорошо помогала ему от подагры, и лечение, начавшееся еще 3-го числа, подходило к концу. Однако, будучи очень щепетильным в отношении всего того, что могло коснуться его здоровья, Тургенев все еще продолжал опираться на две палки, как это обычно он здесь делал. К источникам вела ступенчатая улочка Замецки Врх. От источника номер три, вода которого была ему прописана, гостиничную площадку отделяли 137 ступенек вниз. Бодрость, которую испытывал еще несколько дней назад прикованный к постели писатель, очень ему нравилась и побуждала к дальнему странствию.
Впрочем, идти гулять по горной стежке, прозванной здесь, в Калсбаде, "Тургеневой", было бы и далековато, и высоковато. В самом деле, для этого ему пришлось бы опускаться к восемнадцатиметровой струе гейзера Вржидло, затем перейти реку Тэпла, что значит "теплая", далее - миновать католический собор и вновь подниматься, теперь уже на довольно крутой склон горы Святого Отто. Этого было бы чересчур много для пятидесятишестилетнего старика, коим представлялся самому себе Тургенев. Лучше уж отправиться по этой улице в противоположном направлении по противоположной же ее стороне, чтобы подняться на невысокую верхушку Замкового холма. Там, у края скалы, за высокими соснами, открывалось чудесное озеро с островом (фото 2), на котором водились водоплавающие птицы.

Там же всегда можно было присесть и отдохнуть на берегу, приманить птиц и покормить их остатками завтрака. Впрочем, птицам серьезную конкуренцию составляли чрезвычайно размножившиеся в водах озера огромные карпы, которые стремились выхватить кусочки хлеба у зазевавшихся птенцов. Близ озера начиналась аллея, которая вела к русской церкви (фото. 3).

Конечно, вся эта храмовая сутолока мало привлекала весьма далекого от религии Ивана Сергеевича, но у храма любили собираться приехавшие на излечение
россияне, у которых всегда можно было выпытать любопытные новости с далекой родины. Здесь ведь было все не так, как в России, все как-то по-другому, мельче и ниже.
Вот ведь под окнами второго этажа пансионата, который местные немцы по привычке называли первым, считая этажи от нулевого, располагался небольшой парк с тенистыми аллеями (фото 4).

В этом парке, как и в родном Спасском, росли дубы (фото 5). Но это были странные южнонемецкие дубы, именуемыми пушистыми, которые скорее походили на кустарник, и которые вымерзали при малейшем морозце, а их крохотные и нежные листочки мгновенно чахли при малейшем недостатке света и влаги. Разве так ведет себя его любимый огромный спасский дуб, крона которого создает мощную тень на дальнем берегу пруда Савиной...

Тургенев решительно пересек улицу. На другой ее стороне располагался пансионат "Германия". Там любили останавливаться немцы, которых Тургенев недолюбливал за педантичность, излишнюю даже в сравнении с той педантичностью, которой славился он сам, а также за заносчивость и чрезмерную расчетливость в финансовых делах.
Впоследствии пансионат снесли, и прямо на его месте устроили помпезный отель "Олимпия" (фото 6). Правда к этому месту вели еще целых девятнадцать ступенек.

Иван Сергеевич усмехнулся. Вот ведь и теперь, в свежем номере бюллетеня "Карлсбадер Курлист" от 22 августа, который он лениво перелистал в ожидании положенного ему завтрака, подаваемого в гостиничный номер, было объявление за номером 13 316, в котором значилось, что 19 августа в Карлсбад прибыло частное лицо, состоятельный лондонский рантье под французским именем Шарль, получавший здесь водолечение вместе с собственной дочерью Элеонорой.
Они остановились именно в "Германии", поскольку фамилия английского богача была, похоже, все-таки немецкой. Так вот, вследствие раскрытия рода собственной деятельности незадачливый немецкий бездельник обязан был уплачивать повышенный курортный сбор, являвшийся и без того немалым.
Тургенев, излишне медленно переставляя костыли, побрел туда, в сторону русской церкви мимо престижной "Германии", где проживали эти чуждые ему господа.
Всего доброго,
Cyrano