___ Белый Колодезь. Усадьба помещиков Шварцев. ___Современные снимки сделанные в ходе последней поездки и комментарии, думаю, обязательно постепенно появятся ниже, ну а сначала немного исторической справки. Интересная статья, читая которую, во многом согласился бы с её автором.
«Вокзал помещика Шварца» (статья из газеты Орловская правда: 07.12.1996г.)
Постараюсь быть кратким, поскольку сказать хочется многое. Увиденное в Колпняиском районе удивительно.
У здешнего плодосовхоза "Спасский" центральная усадьба называется Белый Колодезь. В прошлом веке это было имение помещиков Шварцев.Самым известным из них является художник Вячеслав Григорьевич Шварц, о нем даже есть упоминание в Советском энциклопедическом словаре. Стать действительно знаменитым ему помешала ранняя смерть: умер в тридцать один год от болезни почек. Перед этим старые живописцы говорили, что Вячеслав прославит Россию: его картины "Иван Грозный у тела убитого им сына" и "Весенний поезд царицы на богомолье" действительно впечатляют. Около ста пятидесяти работ художника хранится в Курском музее и в Третьяковке.
Умер Вячеслав Григорьевич в 1869 году в другом своем имении, расположенном в Щигровском районе Курской губернии. Гроб с его телом несли от Щигров до самого Белого Колодезя — несколько десятков километров. Весь путь был пешим: крестьяне не хотели снимать гроб с плеч и класть на повозку - помещиков Шварцев по всей округе любили за их доброту.
Похоронили художника в склепе Белоколодезьской церкви. Через сто лет гроб и останки варварски выбросили... Но об этом позже.
Был у Вячеслава родной брат Евгений. Хотя он и прожил целых сто лет, известно о нем немного. Например, что учился вместе с болховским поэтом Апухтиным. Или что сосед-помещик Василий Охотников, друг Лермонтова, передал Евгению (для Вячеслава) личную тетрадь Михаила Юрьевича с черновыми рисунками поэта. Пожалуй, и все. А теперь слушайте. Во второй половине прошлого века Россия бурно обзаводилась железными дорогами. От Петербурга до Москвы, от Москвы до Курска... Возле Курска появилась станция Охочевка. От нее до Белого Колодезя всего-то километров сорок, да жаль — в сторону.
Вот Евгений Григорьевич и придумал: протянуть рельсы от Охочевки до своего имения. Слабо, новые русские? А ему оказалось не слабо.
Начал со строительства вокзала в Белом Колодезе. Двухэтажное это здание и сейчас бы составило честь любой нашей Змиевке с Глазуновкой. Уже и церковь фамильную давно разгромили, и дом помещичий распяли — а вокзал кирпичный до сих пор крепкой глыбой посреди села высится, совхозным складом исправно служит.
Почему складом? Потому, что рельсы протянуть Евгений Григорьевич не успел — революция приключилась.
Отблагодарили Шварца тем, что репрессировали не сразу, а лишь в 1938 году. Стрелять столетнего деда не стали, просто отправили в ссылку. По дороге в Сибирь он и умер — где точно, неизвестно.
Такая вот судьба. То есть такие вот судьбы.
Ну а теперь о дне нынешнем. Потому что, хотим мы или нет, он является продолжением тех судеб. И — что самое страшное и малопонятное — продолжением, тканью судеб наших, нас с вами. Бесцветной тканью, позорной. День нынешний вообще, возможно, станет одной из самых позорных страниц России.
Сначала вернемся к склепу. Нас к нему привела Людмила Михайловна Ушакова, директор Колпнянского районного музея, ответственный секретарь районного отделения ВООПИК. Она и рассказывала все, о чем поведано здесь. И еще очень многое другое.
— Церковь и склеп разрушили в 1965 году, — говорит Ушакова. — Естественно, по официальной указке. Останки Вячеслава Шварца вывалили на пол. В три часа ночи три местные старушки тайком подобрали эти останки и захоронили в двадцати метрах от церкви. Вот этот бугорок...
Стоим перед безымянной горкой земли. Смотрим на две мемориальные доски рядом с вырванными глазницами окон. Топчемся посреди бешеных зарослей репейника, которые даже зима не в силах проредить. Это место — единственный культурный объект района, охраняемый государством. Декларированно охраняемый, а не наяву. Наяву — дичь, сумасшествие. Школьники, приходящие сюда летом на экскурсии, не могут даже пробраться сквозь бурьян. Гноящуюся рану по имени беспамятство скорбно обрамляют вырубленные древние аллеи и убогие остатки так и не доведенного в семидесятые годы до ума районного пионерлагеря — то, что раньше с ханжеской стыдливостью мы называли памятником бесхозяйственности.
Несостоявшийся пионерлагерь — пять-шесть деревянных домиков с опять же выбитыми окнами — истлеет бесследно лет через десять. А строения врага народа Евгения Шварца, все свои средства положившего для этого самого народа, будут еще сто лет стоять. Их бы давно растащили на кирпичи, но кладка столь крепко, по-русски, склеена, что ее не взорвешь и бомбой. Потому возле нее просто гадят.
Погиб огромный пруд с выложенным камнем дном(!) и берегами. Еще три года назад тут плавал залетный и одновременно ручной лебедь Яша, которого потом кто-то слопал.
Бывшие конюшни стоят без крыши. Дом-дворец зияет проломами, как древнерусский кремль после татарского нашествия. Еще один двухэтажный дом, которому в Орле и сейчас бы цены не было, пользовали под магазин, но недавно закрыли — теперь его ждет сценарий того же подлого воровского разгрома.
Служит Белому Колодезю лишь "вокзал". Стоит он, словно вросший в песок корабль посреди высохшего Аральского моря, и производит такое же странное — и такое же типично-горестное впечатление. Сквозь решетку в окне без стекол мы увидели газовые баллоны, у подножия — море разливанное грязи. Люди ходят отстраненные, как марсиане. Рядом — чудовищная, сгоревшая, заржавевшая каракатица высотой метров в пятьдесят: тут, вероятно, перерабатывали совхозные яблоки. Да разве с таким сложным делом справишься? Склады — современные, деревянные — сгорели, безвинные тополя сгорели, а во всем всегда виноватые бабки тащат через грязь бревнышко на растопку и умоляют нас(?) построить в селе церковь...
Что-то и впрямь ущербное, прямо-таки инопланетное проступает во всем этом пейзаже. А ведь тут, в этом селе, — около пятисот жителей. Есть и сельская администрация, и дирекция, и средняя школа. Есть кому воевать с дичью нравов. Или хотя бы выкосить чертополох у памятных мест...
Интересно, что было бы здесь, если б Евгений Григорьевич успел проложить сюда железную колею? Она все-таки пришла в эти места, но не в Белый Колодезь, а в Колпны, которые в пятнадцати километрах. Там и обрывается. Колпнянцы еще шутят по этому поводу, что именно у них и есть край света — в стране сейчас редко найдешь тупиковую станцию, особенно в центре. "
Но вокзал без рельсов — он, наверное, вообще один на свете.
_______________
Ю. ОНОПРИЕНКО.
Коппнянский район.
На снимках: мемориальная доска В.Шварцу; вокзал-склад; Е.Шварц (фрагмент с картины, хранящейся в районном музее).
Фото А.САСИНА. 
Ещё немножко информации с просторов интернета:
http://klub-mastera.narod.ru/index/0-216http://orleya.net/kolp/ko051.htm