Трагедия села Трудки.
«Есть дни и годы, к которым память возвращается снова и снова – всю жизнь», - сказал как-то один из классиков. Это высказывание в полной мере относится к самому страшному и трагическому событию XX века – Второй Мировой войне. Своим кровавым покрывалом на целых два года накрыла эта война территорию Орловской области. Тяжёлые оборонительные бои, оккупация, борьба в тылу врага, освобождение – сколько событий вместили в себя два этих длинных, рвущих душу, года! Покровский район фашисты захватили в конце ноября 1941 года и сразу же установили здесь тот самый «новый порядок», который уже хорошо, на своих спинах, узнали жители ранее оккупированных гитлеровцами территорий. Районная газета «Сельская правда», областные издания не раз писали об оккупационном периоде, о тяжёлых испытаниях, выпавших на долю покровчан. Особенно часто упоминалось в этих публикациях многострадальное село Трудки, очень точно названное однажды Орловской Хатынью (это имя дал Трудкам в начале 80-ых годов XX века журналист «Орловского комсомольца» Геннадий Майоров, который посвятил трагическим событиям в этом селе несколько проникновенных материалов). Полгода назад в журнале «Новый Орёл» (№39 за 2008 год) был опубликован ещё один материал Геннадия Майорова по Трудкам. Он подтолкнул меня к продолжению моих поисков. Так получилось, что я, занимаясь краеведением, много времени потратил на изучение военного прошлого Покровского района и, естественно, никак не мог пройти мимо истории Орловской Хатыни. В своё время я с огромным интересом прочёл самые первые статьи, посвященные зверствам фашистов в Трудках. Эти материалы подготовил и опубликовал ещё в середине 60-ых годов XX века учитель Трудкинской школы А.С.Казаков. Алексей Семёнович обобщил в своих публикациях сведения, полученные им в результате опросов местных жителей при подворном обходе села. Копию статьи фронтового корреспондента газеты «На разгром врага» (Брянский фронт) Якова Хелемского прислал мне его коллега Александр Лапин. В этой статье, под названием «В мёртвой деревне», речь шла о том, каким село Трудки увидели вскоре после его освобождения наши бойцы. Работая в Государственном Архиве Орловской области, я обнаружил «Докладную записку Орловского обкома ВКП (б) о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в Покровском районе», в которой были подведены итоги оккупационного периода по Покровскому району и названо количество расстрелянных и замученных гитлеровцами жителей села Трудки. Нашёл я, кроме этого, информацию научно-производственного центра по охране памятников истории и культуры и сам опросил многих покровчан, прежде чем приступить к составлению «Списка мирных жителей села Трудки, казнённых фашистами в 1941-1942 годах». Я всегда знал, что список этот неполон, неполон потому, что не все трагические страницы той страшной для трудкинцев зимы прочитаны: они или сгорели полностью или залиты кровью так, что и прочесть-то их невозможно. И совсем недавно я убедился в этом, найдя очередного и безвестного мне до поры свидетеля событий 67-летней давности. В посёлке Моховое (тоже – нашего Покровского района), на берегу большого пруда, неподалёку от известного в здешних местах спиртзавода, в стареньком, вросшем в землю домике, одиноко проживает сейчас Нина Егоровна Серёгина. В девичестве же Нина Селютина, вместе с отцом и матерью, с семью своими братьями и сёстрами проживала в деревне Вязоватое (хочу пояснить для читателей, что фактически одно огромное, тянущееся свыше 12 километров вдоль реки Труды село Трудки формально-административно делилось и делится до сих пор на пять населённых пунктов – Вышний Туровец, Нижний Туровец, Балчик, Вязоватое и собственно Трудки, – А.П.). Большой и просторный (по довоенным меркам) дом многодетной семьи Селютиных стоял в очень удобном месте, в возвышенной части деревни, откуда были видны все окрестности (именно по этой причине за обладание Вязоватым как господствующёй высотой в течение всего 1942 года шли кровопролитные бои советских и немецких войск – А.П.) Война не сразу докатилась до Покровского района. В Трудки и окрестные деревни немцы заявились 21 ноября 1941 года. Но тогда они надолго здесь не задержались – ушли, наступая, в сторону Ливен и Ельца. Когда же от Ельца их шуганули, то в Трудках, уже на постоянной основе, обосновалась карательная часть. Придя в село, гитлеровцы не церемонились и быстро выгнали из домов их хозяев. В большом подвале Селютиных были вынуждены ютиться сразу три семьи – сами Селютины (восемь человек), Проскурнины (трое), Сапелкины (трое). Хорошо хоть, что при «эвакуации» из домов под землю некоторые из выгоняемых смогли забрать с собой тёплые вещи, а то бы недолго им удалось на холоде продержаться. Да и с продуктами на первых порах проблем не было – еда в подземном укрытии имелась в достаточном количестве. Но жили 14 человек в холодном подвале, как заключённые,- в страхе и тревоге. Дошли до них известия, что перед Новым годом немцы произвели в селе два массовых расстрела. По словам Нины Егоровны Серёгиной, земля над одной из расстрельных ям целую неделю потом шевелилась, «дышала», потому что побросали гитлеровцы в эту братскую могилу ещё живых, не добитых ими трудкинских комсомольцев. А в ночь перед рождеством (нашим, православным) прибежала в селютинский подвал ещё одна из соседских девчонок, одноклассница Нины Селютиной, Шура Проскурнина и обратилась к А.Н.Селютиной: «Тётя Настя, спасите! Нас убивать немцы собираются». Стала было подумывать Анастасия Николаевна, куда спрятать напуганную девчонку, да соседки заплакали-запричитали: «Всех тогда нас за укрывательство фрицы расстреляют!» И ушла бедная Саша обратно, а на следующий день, в православное Рождество Христово устроили фашистские нехристи избиение трудкинцев незнамо за что (говорили, что за помощь партизанам и Красной Армии – А.П.). Горели дома и сараи, взрывались подвалы – дым и пепел разлетались над уничтожаемыми вместе с мирными жителями Трудками. 15-летнюю Александру Проскурнину, прибегавшую накануне к прятавшимся в подвале, двух её старших сестёр, двух племянников и мать и бабушку большого семейства, Анисью Валифатьевну Проскурнину, сожгли живыми в их собственном доме. Расстреляли гитлеровцы ещё одну одноклассницу Нины Селютиной – Серафиму Сапелкину. Убили и её двоюродную сестру – Марию Сапелкину. Сидевшим в подвале трём семьям из деревни Вязоватой повезло: на них – до поры – не стали тратить фашисты пуль и гранат. Просто выгнали дулами автоматов из казавшегося им уже уютным холодного подвала и приказали – «Убирайтесь!» Шла вторая половина дня страшного Рождества, мела метель, в клубах которой виднелись спины последних изгоняемых трудкинцев, уходивших куда-то в направлении Змеинца и Липовца. Стали спускаться вниз, к реке Труды, восемь Селютиных, трое Проскурниных и трое Сапелкиных. И сразу стало ясно им, что далеко уйти не удастся – младшим Селютиным, Николаю и Егору, исполнилось четыре и два года, а грудную, Серафиму, 1941 года рождения, Анастасия Николаевна несла на руках. Такими же по возрасту были и Проскурнины. Быстро надвигавшиеся сумерки и завывавшая метель словно подавали им сигнал: «Не дойдёте, замёрзнете!» И тут – прямо под ногами кого-то из маленьких оказался полуразрушенный предыдущими взрывами, почти без крыши, подвал, скорее, большая яма, по словам Нины Егоровны Серёгиной. Пять суток, не показываясь днём, просидели три семьи в этом укрытии. Александр Селютин, как самый старший (ему 17-ый год пошёл), по ночам пробирался наверх, забирался в собственный подвал и потихоньку таскал вниз последние продукты. С голоду не умерли, но промёрзли все до костей. И когда 12 января солнышко вдруг, после стольких метельных дней выглянуло, не выдержали сначала малыши, а потом и взрослые – вылезли из подвала – погреться. Тут всех немцы и обнаружили. Простили милостиво - не расстреляли, но в селе не оставили, а, подталкивая автоматами, сами погнали - сначала в направлении посёлка Взаимопомощь, а оттуда – на деревню Протасово. Впереди шли старшие, кто покрепче - Саша, Митя (16 и 11 лет), за ними – остальные. Последней, неся на руках грудную Серафиму, шла мама – Анастасия Николаевна. Держа за руку двухлетнего Егора, рядом с нею двигалась Нина Селютина. Но от долгого пятидневного сидения на морозе, от переживаний ей постепенно стало так плохо (кружилась голова, заплетались ноги), что она передала матери Егоркину руку, а сама решила чуть передохнуть. Однако шедший рядом немец сильно толкнул Нину прикладом, и она упала лицом в глубокий снег. «Всё,- думаю, конец! А он на меня автомат наставил – вставай, вставай. Я только от страха закричать успела –«Ма, ма!», но все-таки поднялась, и даже голова перестала кружиться, и ноги пошли быстрее»,- так, до сих пор с переживаниями, вспоминает Нина Егоровна Серёгина. Во время этого перехода семьи отстали друг от друга, и каждая из них потом шла отдельно. Когда, спустя несколько часов, еле ползшие в глубоком снегу, но всё ещё освещаемые ярким зимним солнцем, Селютины оказались на обширном поле, протянувшемся между посёлком Взаимопомощь и деревней Протасово, они увидели страшную картину. Всё поле – почти до деревни (а это около двух километров) было устлано человеческим телами. Впрочем, слово «устлано» не совсем точно отражает то, что открылось взглядам семьи Селютиных, поскольку тела не лежали, а, в основном, сидели на корточках, в кружок, по три-четыре-шесть человек, присыпанные кто по пояс, а кто и по грудь снегом. Это были семьи, в полном составе, тех трудкинцев, кого в метельный день 7 января выгнали гитлеровцы на погибель. Так и случилось! Сколько их замёрзло в жуткий рождественский день – мы не знаем и до сих пор. Считать тогда было некому, да и после освобождения как-то не догадались. Селютины до Протасово дошли, выдюжили все – даже самые маленькие. А потом, после ночлега, немцы погнали их всё дальше и дальше, от деревни до деревни. Не кормили, и приходилось просить у добрых людей подаяния. Старший из Селютиных, Александр, у которого душа не лежала к попрошайничеству, однажды не выдержал и подался ночью в Трудки, к своему продуктовому подвалу. Но продуктов в подвале не оказалось (их сожрали гитлеровцы), а самого Александра заметили и схва |