Щекотихин Е.Е. Мы выжили!.. - Орёл: Александр Воробьёв, 2022. - 272 с.
Наше беззаботное детство обеспечивалось трудом Мамы, тёти Дуни, Веры и Сергея. Брат никогда не оставался без заказов: каждое утро, взяв под мышку правило, он отправлялся класть печи. А вот тёте и сестре найти работу не всегда удавалось. Мало кто знает о безработице в послевоенные годы. Устроиться на заводы и фабрики, которые зачастую простаивали, было почти невозможно, особенно женщинам. И всё же хождение по конторам в один весенний день закончилось успехом: кирпичному заводу требовались рабочие на подёнку (зарплату получали ежедневно). Летом Вера и тётя Дуня рано утром отправлялись к зданию конторы, где собирались женщины и девчонки нашей деревни. На крыльцо выходил маркшейдер, отбирал из толпы работниц, распределял их и отдельными группами направлял в разные цеха. Ближе к обеду Мама посылала меня отнести подёнщицам что-нибудь из еды. Как правило, она клала в мешочек две бутылки молока, две горбушки хлеба, четыре картошки и соль, завязанную в белую тряпицу. Поскольку работа была разной, то я искал Веру и тётю Дуню по всему заводу: они могли копать глину в карьере, трудиться у пресса на укладке кирпича-сырца в вагонетки, выгружать у раскалённой печи обожжённый кирпич, укладывать на полигоне в клети готовую продукцию. Таким образом, мне удалось познакомиться с полным циклом ручного производства кирпича. Особенно запомнилось изготовление глиняно-песчаной массы - самой грязной и тяжёлой работы. Картина впечатляющая, и она с такой ясностью иногда появляется перед глазами, а между тем с тех пор прошло семь десятилетий. Солнечный летний день. Я сижу наверху неглубокого карьера и жду гудка на перерыв. Внизу на ровной площадке расположено огромное круглое корыто, сбитое из досок. В него из пожарного шланга наливается вода. Вокруг и в самом корыте возятся женщины: молодые, вроде моей сестры, и не очень, как моя тётя. Передо мной прямо-таки многокрасочная ромашковая поляна: разноцветные косынки, пёстрые ситцевые платьица с подоткнутыми подолами, и... все женщины босые. Отыскиваю взглядом сестру, а затем тётю - они всегда толкутся рядом. Вначале они вместе с другими набрасывают лопатами жёлто-зелёную глину в корыто. Она липкая, никак не отстаёт от блестящих лезвий, и женщины ударами о доски стараются освободить их от вязкой массы. Наполнив корыто, работницы перешагивают через его борт и начинают топтать глину. Залитая водой, она засасывает ноги, чавкает, брызгает струйками, но постепенно размягчается, превращаясь в однородную вязкую массу. Затем под ноги высыпали подвезённый на подводе песок, и загустевшую глину продолжали топтать. Хорошо перемешанную готовую массу, опять же женщины, перекладывали в ящики, и тощие мосластые лошади, с натугой вытягивая телеги из карьера, направлялись к цеху прессовки кирпича-сырца. Постепенно котлован наполнялся духотой жаркого дня, и над его крутыми обрывистыми краями начинал гулять тёплый ветерок. В полдень, когда слепящее солнце высоко стояло в безоблачном голубом небе, раздавался гудок на обед. Работа прекращалась, и люди расходились, чтобы поесть и заодно часок отдохнуть. Мои «растворомешалки» поднимались ко мне, и я начинал их кормить. Рядом на траве с одной стороны сидела моя милая сестра Вера: худенькая, костлявая, с выпирающими ключицами, скуластенькая, остроносая, с серыми, как у Матери, глазами и тёмно-русыми негустыми волосами; с другой - вытянув ноги и положив на них рушничок с едой, моя добрая тётя Дуня: в меру худая, с крепкими маленькими руками и загорелыми ступнями, её смоляная коса кренделем скручена на затылке, на смуглом лице из-под тёмных бровей угольками блестят чёрные глаза. Поев и отдохнув, мои трудоподёнщицы поправляли на головах белые косынки, спускались в котлован и брались за лопаты. Они готовили второй, послеобеденный замес. Мне же оставалось положить в мешок пустые бутылки из-под молока и отправиться домой. Хорошо помню, как однажды я не нашёл в котловане своих тружениц. Обойдя все рабочие места, нигде их не обнаружил. Женщина из конторы отвела меня к водонапорной башне, карандашным стержнем торчащей недалеко от магазина. От неё отходила недавно выкопанная траншея, по дну которой укладывали чёрную железную трубу. И тут на двухметровой глубине я увидел Веру и тётю Дуню в высоких резиновых сапогах. Они копались на дне траншеи, расчищая завал обвалившейся стены. Совковыми лопатами с длинными черенками подгребали со дна глубокого и узкого проёма тяжёлую полужидкую смесь из земли и глины и выбрасывали её на высокий край траншеи. Тогда они показались какими-то маленькими, наподобие девчонок, моих ровесниц, играющих в классики на асфальте. Вероятно, в тот момент в моём сердце впервые проснулось чувство сострадания, которое впоследствии довольно часто проявлялось в душе. Так стало жаль их, утомлённых не женским трудом. И теперь без материнского понукания я каждый день почти бегом пускался через луг к строениям кирпичного завода, где кормил своих женщин, уже немного уставших от непосильной работы. После пятичасового гудка я под ракитой ожидал Веру и тётю Дуню, которые всегда возвращались домой с купленными в магазине недалеко от карьера немудреными продуктами: хлебом для всех и конфетами для нас, детей. |