Итак, слово имеет доктор Григорий Яковлевич Ульрихсон:
Я помню, как в первое время приезда в отрядный лазарет, расположенный у Чонгарского полуострова, я был поражен страшной картиной всего, меня окружавшего! Передо мной и теперь живо рисуются мёртвая, водянистая и гнилая местность подле Сиваша, без малейших признаков растительности, сырая, туманная атмосфера с затхлым запахом и каким-то жёлтым, круглым пятном над головой вместо солнца. Мне и теперь снятся те десятки трупов, которые лежали в лазарете, в татарском ауле, на нарах, рядом с больными ратниками, потому что их некому было убрать: и начальство, и медики, и прислуга – всё или болело и лежало в постелях, или бродило, подобно теням, по деревне, едва передвигая ноги. Но об этом после!...... Из неоднократных донесений отрядного командира генерал-лейтенанта Вагнера, а потом полковника Сорокина видно, что в Геническом отряде ещё с осени 1855 года существовала болезненность между войсками, и преимущественно – между молодыми ратниками Тульского ополчения, а в начале 1856 года явилась и смертность... Ещё до выезда моего из Бахчисарая в нашем Главном штабе носились слухи, что половина Генического отряда погибла от болезней. А по приезде моём в отряд подтвердили мне это и медики. Но я не буду основываться на голословных рассказах моих сослуживцев, а постараюсь в конце очерка исчислить части войск, из коих состоял Генический отряд и цифрами означить убыль их от различных болезней в 1855 и 1856 годы. ...... В августе и сентябре месяцах, когда погода стояла тёплая и сухая, расположенные в этой сырой и пустынной местности войска ещё не терпели особенных неудобств в квартировании. Работы были необременительны и состояли большей частью в устройстве насыпей и укреплений на прибрежных пунктах и в аванпостной службе; продовольствие было хорошее и только изредка ощущался недостаток в пресной воде; одежда и обувь по времени года были удовлетворительны. Но когда наступили осенние холода, положение отряда стало затруднительно. Днём – туман, сырость, мгла, то дождь, то снег или холодный морской, пронизывающий до костей, ветер, а ночью – тот же холод, мокрота, сырость. Те нижние чины, которые помещались в бараках, ещё могли кое-как укрыться в течение ночи и согреться, но те, которым приходилось жить в землянках, терпели всевозможные невзгоды. Вырытые на низменной, рыхлой и мокрой почве, землянки эти были душны, сыры и холодны, а во время дождя нередко наполнялись и водой. Привыкшие к лишениям всякого рода, армейские чины ещё кое-как мирились с этими неудобствами, но занесённые военными обстоятельствами в чуждый им край ратники не могли выносить такого положения. Оторванные от своей семьи, от тёплого угла, от обычных сельских занятий и усвоенного образа жизни, они здесь поставлены были совершенно в противоположные условия и скоро падали духом, тосковали, хандрили, болели и наполняли собой госпитали и лазареты. Положение их со дня на день становилось хуже и хуже, а к концу года сделалось безвыходным. Иззябшие и промокшие до костей в течение дня, они валялись всю ночь в мокрых своих землянках и не могли ни согреться, ни просохнуть, ни уснуть. Коротенькие их полушубки не покрывали ног и не защищали их от холода. Преобладающей болезнью между ними был в это время тиф, перемежающаяся горячка с простым и кровавым поносом. Редко кто из ратников возвратился назад к своим товарищам. Большая часть их умирала в госпитале, и только некоторые поступали в слабосильную команду. Видя такую грустную участь своих товарищей, испуганные ратники дошли, наконец, до того, что не стали сказываться больными и валялись в своих землянках до тех пор, пока не впадали в бесчувствие и не лишались свободной воли. Отрядный лазарет, о котором мы теперь будем говорить, наводил на них такой же ужас, как дом Гущина в Севастополе на раненых. Само собой разумеется, что таких больных привозили в отрядный лазарет в самом безнадёжном состоянии, если только они не умирали во время дороги. Вот та картина бедственного положения Генического отряда, которую застал новый 1856 год и которая открылась передо мной в полной своей наготе по приезде моём в этот отряд. |