Так как я из Зюзиных, то и напишу о них (по воспоминаниям моего отца, Зюзина Ивана Павловича (1917-2005), хотя в деревне фамилии были ещё Агеевы, Брылёвы, Жилины, Чепелюгины, Федосовы, Должиковы, Чертковы, Гречихины, Парфёновы, Плаховы, Ветренцовы. До революции домов было около 120 , и население считалось "казаками", то есть государственными крестьянами, никогда не бывшими крепостными. Моя бабка, Матрёна Емельяновна Гундорова (1885-1924), например, была взята дедом Павлом Кондратьевичем Зюзиным (1883-1943) из другой деревни, называвшейся Ольховец, в которой люди были "барские", то есть в прошлом крепостные. Вокруг были и другие деревни, сёла и городки,- Залегощ, Скородное, Никольское, Кочетовка, Красное. В Долах был парк(что очень необычно) из больших старых деревьев, который я помню смутно по визиту в днеревню в 1966-м году, когда мне было всего 5 лет. Довом оставалось 30-40 от силы, а к 1970-му году всё население этих домов переехало в другие места, в основном в Залегощ, по плану укрупнения колхозов-совхозов. По поводу специальных говоров могу подтвердить, что старшее поколение простых деревенских говорило для меня, москвича, несколько необычно выговаривая слова и употребляя изредка необычные названия всего. Но это и не удивительно. Отец говорил, что говоров было несколько, и порой названия растений, птиц и животных не всегда совпадали у жителей даже соседних деревень. Моя простонародная тётка, тётя маруся Брылёва (Зюзина) говорила очень смешно, даже прожив много лет в Серпухове. Например часто употребляла выражение "тахто вот" и много чего ещё. Иногда, когда мы оставались с ней вдвоём, мне стоило больших усилий понять, что она имеет в виду, что она называет каким-то непонятным словом, а для неё было удивительным до крайности, чтоя её не понимаю. Мать моего деда по отцу, Пелагея, была ворожея, и заговорами и травами лечила много болезней. Свой сеанс лечения она начинала с молитв, но потом переходила на малосвязное бормотание, и прикосновениями, отварами трав и жестами добивалась излечения прямо на глазах. Мой отец, так же, как и я, убеждённый атеист и реалист, сам видел, как таким образом у него на глазах затягивались раны и проходили иногда болезни, сильно мучившие её пациентов. Что-то передалось и по наследству. Мой отец, например, при помощи книг, тем не менее самостоятельно овладел гипнозом, практикование которым ему запретили "добрые советчики" из МГБ. Прабабка Пелагея ходила босиком в любую погоду, даже в сильнейшие морозы, и могла спокойно вытащить руками раскалённый котелок из печи и пронести его через весь двор, не обжегшись. Вот такие сказки... Её муж, мой прадед Кондратий Зюзин, умер в 1923-м или 1924-м году. Воевал он когда-нибудь или нет, неизвестно. Про его сына, моего деда, Павла Кондратьевича Зюзина мне отец одно время как будто говорил, что он участвовал в русско-японской войне 1905г (ему было уже 22 года) и поерял палец или пальцы и был награждён медалью за храбрость, но в конце жизни этого не утверждал и говорил, что его отец палец потерял ещё в детстве. Но дед был геройский, с независимым характером ,при этом на единственном сохранившемся снимке совершенно мирный, красивый и спокойный и умный человек. Поимел конфликт на пасху 1916г с приезжавшим попом, который доложил в губернию, куда моего деда и забрали в тюрьму. Временное правительство освободило мученика совести, но вскоре пришедшие красные опять-таки из-за несогласия деда с их политикой, упекли его опять в знакомый каземат. Через несколько месяцев всё-таки выпустили. Промаявшись голодом с детьми, "раскулаченный", с отобранными орудиями производства и пропитания, скотиной, зерном и новой избой, дед подался со всеми на Украину, где свирепствовал ещё страшнейший голод. Вернулись домой. Мой отец вскоре отделился и перехал в Серпухов, где стал учительствовать, совсем редко приезжая навестить семью. Впрочем многие родственники, братья и сёстры и сами стали переезжать в Серпухов. Переехал туда брат отца, Жора, который в войну сразу попал в плен и скитался по самым страшным фашистским концлагерям. Но после войны был самым весёлым из родни, хотя как я узнал уже после его смерти, его немцы 17 раз ставили к стенке и травили собаками. Дед мой тоже пропал из-за немцев, которые довершили дело царской власти и советской и расстреляли деда незадолго до освобождения Орла красной армией... |