Несколько лет тому назад познакомился со стихами Николая Перовского. Был потрясён. Неужели в наше время среди нас живёт такой человек? Какие метафоры, какие образы! Казалось бы, всё просто, а увидел, а смог ТАК сказать именно он. Долго собирался познакомиться, чтобы сделать специальную страницу о нем, о его нелёгкой жизни, о его поэзии. Не успел, как это уже бывало не один раз. В семейной библиотеке всё-таки осталась книга стихов с посвящением «от автора».
Начну знакомство с поэзией Н.Перовского с перепечатки из «Орловского вестника» №37 от 10.09.2008.
«В океан обрываются синий...»
Год тому, 13 сентября, не стало поэта Перовского... Да нет, все не совсем так, совсем не так! Год назад не стало человека Николая Михайловича Перовского, а поэта — если он состоялся — уже нельзя отменить. Он остается быть в том, что сумел сохранить из своего претекшего времени, отчеканив в стихи. Навечно? Как сказать... По крайней мере, пока в людях продолжается чудо, названное поэзией. На черном фоне отсутствия автора все четче и отчетливей проступают его светлые строки:
Душу в стих обратив, замираешь от сходства: вот он, вечный мотив на исходе сиротства...
Его душа, обращенная в стих, вольно живет в природе русского языка, время от времени вступая в общение с живущими. С нами. Вот как сейчас — в реальной плоскости газетного листа... * * * Поэт, раскрученный вполне, Полвека бывший на волне, Гордыни вдоволь накопил И вдруг утратил прежний пыл... ...Давно не слышал соловья, Не видел хрусткого жнивья, Не замирал от тишины, Не попадал в тиски луны. Где друга верного лицо, Любимой женщины крыльцо, Где гроздь сирени, луч звезды. Отяжелевшие сады... ...Очистил зерна от плевел — Ослеп, оглох, осиротел...
* * * Я сказал: «Научи меня, степь, Дай мне воли и дай мне покоя, Я годами сидел, я ослеп В безнадежной борьбе со строкою».
И услышал я странный ответ: «Все дороги ковыльной равнины Упираются в горный хребет, В океан обрываются синий...» После бурелома
В завалах сосен и берез, Где поработал смерч, Пушистый молодняк пророс, Поправший смертью смерть.
Стволы порушенные спят, Припав к родной земле, Больные выводки опят Пасутся в полумгле, Кора деревьев, как шелом, Ребриста и крепка, Чтоб не тревожил бурелом Покой молодняка.
Шурша листвой, купаешь грусть В канаве дождевой И вдруг увидишь белый груздь Веселый и живой!
Маска
На новогоднем карнавале, Где люди маски надевали, Искал я маску для себя, В себе сомненья истребя, То ржал я мысленно, то рыкал, То тело иглами утыкал, Как безобразный дикобраз, — И так я долго горе мыкал, Но вдруг подумал: «Вот те раз! Да разве дамся я в упряжку, Да разве съем козу-бедняжку Или кому-то выбью глаз?» И тут я понял — крыть мне нечем, Придется, видно, в человечьем Обличье встретить Новый год, Авось для праздника сойдет... Да где там — стреляные волки, Стуча клыками из-под елки, Завыли: «Ты в своем уме?!» — И я затряс бородкой: «М-ме-е-е». С тех пор я ангел всепрощенья, С тех пор я козлик отпущенья — Все недоеденный хожу И за собой волков вожу...
Тайна
Обметаем углы, выметаем Пыль и мусор из тесной избы, Но опять, словно мухи, влетаем И жужжим в паутине судьбы.
Выбиваем ковры, выбиваем Злую нечисть, гремя и пыля, В белоснежных холстах выбываем В ту страну, где сплошная земля...
Если жизнь в этом мире случайна, Отчего этот зов чистоты? И какой они связаны тайной — Жажда плоти и дым красоты?..
Жизнь
Подобие дворового театра: Грибок, песок, скамейки, детвора, «КОЗЕЛ»-фуражки, шляпы, пиво, «Ватра», И каждое сегодня, как вчера...
Косички, сопли, бантики, качели, Детсадик, школа, армия, семья — Ячейки вековечной карусели, Истоптанная жизнью колея...
Учителя, наладчики, шоферы... Всегда и всюду — жажда перемен, Политика, работа, бабьи споры, Инфаркт, инсульт, процессия «Шопен»... * * * Можно подняться к могиле Волошина, Не затирая чужие следы. Глянуть — до неба камней наворочено, Вдоволь налито соленой воды.
Камень-гранит неподкупен для золота, Памятный слог лаконичен и строг, Солнцем иссушенный, ветром исколотый, Пахнет бессмертьем степной полынок,
Платьями женщин пестрят виноградники, Жизнью командует местный базар... Буднями сборщиц оплачены праздники — Пляжи, гостиницы, флирт и загар...
Строчки и краски поэта-художника... Сдую с ладоней дорожную пыль И прикоснусь-приклонюсь осторожненько, Как прикасается к ветру ковыль.
* * *
В Сибири дождь, на севере пурга, Теплынь и сушь в Москве и Ленинграде, Природа не добра и не строга, Бесстрастна к наказанью и награде.
Она приоткрывает нам фасад Всемирного дворца или барака, Но что внутри, о чем они искрят, Расчисленные знаки зодиака?
Уймитесь вы, астролог и шаман, Не истина у вас, а точка зренья, Свобода воли — сладостный обман, Когда извне навязано смиренье...
* * * Во двор листвы понанесло, Понаметало тополиной, И нам на зависть, нам назло Призыв несется журавлиный...
Куда их гонит листопад Через моря, через пустыни? Глядишь вослед — и долгий взгляд Освобождает от гордыни...
Вопросы и ответы
Во многой мудрости много и печали. Экклезиаст.
Я думал, что со временем найду На все вопросы нужные ответы — В людской толпе, на паперти, в саду, На дне стакана, в дымке сигареты...
Но все мои «зачем» и «почему», Не растворяясь, выпали в осадок, Я понял наконец, что не пойму, Кто учредил текущий распорядок.
Ответы полагаются в конце Задачника моей житейской школы, Зачем же я с усмешкой на лице Транжирю дефицитные глаголы?
Авось, как говорится, Бог подаст! А нет — махну рукой, пожму плечами: Припомнив, что сказал Экклезиаст О двуединстве мудрости-печали... |