Виктор Федорович Садовский – человек необыкновенный. Кубанский казак, орловский композитор и певец, русский поэт. Веселый нрав, беззлобный взгляд, доброе сердце Садовского привлекают всю песенную Орловщину. Несколько лет подряд и чопорная Америка дивилась певческому дару орловца в ярко-желтом казакине, десятки штатовских газет выносили на первые полосы цветные фото колоритного исполнителя. Он вернулся в Орел, издал несколько поэтических книг, вступил в Союз писателей России, попутно стал мобильным и очень востребованным журналистом. Его строки чисты, умны, напевны. Его слово — настоящее.
* * *
Между тенью и светом
Есть незримая грань —
Та, что видят поэты
В предрассветную рань.
Неподкованный рифмой,
В этот призрачный час
Возникает из мифов
Конь строптивый — Пегас.
Нет уздечки звенящей.
Грива — белый туман.
Конь ли он настоящий,
Или сладкий обман —
Не вопрос для поэта,
Если в зыбкую рань
Он меж тенью и светом
Остро чувствует грань.
Четыре виноградных чубукаЧетыре виноградных чубука
взяла когда-то мать моя у деда,
чтоб посадить на собственном подворье.
У мамы была легкая рука —
все принялись, шли буйно в рост,
и вскоре
мой батько угощал вином соседа.
Баллон ведерный закопал в саду —
подарок дорогой на свадьбу сына,
что будет под тенистою беседкой.
Вино смягчало горе и беду
и в радости лилось рекой нередко
в согласье с доброй песнею старинной.
Седела мама.
Виноград старел.
Зазеленела крыша хаты мхами.
С годами буйный батько присмирел.
Он словно песню до конца допел
и выпить все, что должен был, — успел,
и стал портретом в деревянной раме.
Четыре виноградных чубука —
душистая, хмельная «Изабелла» —
полвека укрывали двор от зноя.
У мамы была добрая рука.
Она умела говорить с лозою
и защищать от глаз дурных умела.
И был январь.
На белом скакуне
в черкеске белой дед за ней явился
и, как невесту белую, увез.
Мела метель и заметала след...
И виноград сгубил в тот год мороз.
А двор осиротел и оголился.
Четыре виноградных мертвых пня
уже, казалось, к жизни не вернутся,
их ждет топор, в костре
дымящем тленье.
Но вот однажды среди бела
дня (мне верится, по мамину веленью)
им ото сна дано было очнуться.
Из высохшей морщинистой коры
четыре бриллиантовых росточка
пробились вдруг по грозовой весне.
Они как будто ждали до поры.
Не чудо ль это! — в почерневшем пне
вдруг возродилась жизнь
из мертвой точки!
Четыре виноградных чубука
и четверых детишек мать растила,
по капельке себя в нас растворяя.
Одни — врастали в землю на века,
другие — разлетались вырастая...
Судьба лозы — судьба твоя, Россия.
* * *
Я спросил у куста винограда:
«Что с тобой, по коре твоей градом
Слезы катятся, крупные слезы?
Не зима ль тебя поздним морозом
Так сковала, что вся твоя радость
Вдруг померкла на тоненьких лозах?
А, быть может, грустишь ты о лете,
О живительном солнечном свете
И, грустя, вспоминаешь о том,
Когда гроздья янтарным вином
Наливались тугие, а ветер
Их качал, как дитя перед сном?».
Но лишь молча лоза винограда
Гибким станом прильнула к ограде.
Я смотрел на хрустальные слезы,
Существом своим всем понимая:
Скоро грянут весенние грозы,
Дунет ветер цветущего мая...
На коре виноградной не слезы, —
То вино молодое вскипает.
Ждать и догонять Нет ничего хуже
чем ждать и догонять
(Поговорка)Когда был молод — чаще догонял,
Для ожиданий не было терпения.
Но с возрастом привычку поменял —
Все чаще жду, в надежде на везение.
А отрок внук куда-то все бежит
И раздражен медлительностью дедовой
Он теми же ошибками грешит
И по стопам моим идет, того не ведая.
В его поступках сразу узнаю
Себя в мои года несовершенные.
И верую: воистину блаженны
Увидевшие молодость свою.
* * *
Двух казаков столкнули лбами.
Скрестили шашки казаки,
И оказались оба в яме.
А кто столкнул, забрал клинки.
Теперь повесит их на стену,
Приложит гербову печать
И будет внуков научать
И вечным ценностям нетленным,
И — как Россию защищать.
Вечер в станицеТеплый летний вечер,
Словно песня мамина.
Тополя как свечи
В предзакатном пламени.
Отдыхает ветер
На кустах смородины.
Лучше нет на свете
Сердцу милой родины.
Чаечка над кручей,
Вьется змейкой тропочка.
Голоса певучие
Под баяна кнопочки.
Пахнут рыбой сети,
Льются песни модные.
Лучше нет на свете
Сердцу милой родины.
Зеркало лимана,
Камыши да лодочки.
Опустилась плавно
В воду с неба звездочка.
Месяц ясный светит,
Тишь над огородами.
Лучше нет на свете
Сердцу милой родины.
***
«На закате осеннего дня
Проводи до калитки меня.
И с тоскою во след не гляди,
Все с тобою у нас позади.
Отцвели наши вишни весной,
Высох сок земляники лесной.
Жухлый медленно падает лист.
Грустны песни твои, гармонист.
В медных планках осипли лады,
Словно выпили мертвой воды.
До калитки меня проводи,
Все с тобою у нас позади».
Проводил.
Еще больше взгрустнул.
Взял гармошку — меха растянул.
Эх, родная, тряхнем стариной!
Ты одна лишь осталась со мной.
Пел с надрывом, уйдя в забытье,
Про сердечное горе свое...
А очнулся — стоит у плетня
На закате осеннего дня.
Головою качает седой:
«Пил бы меньше, родименький мой!».
"Орловский вестник". 15 октября 2008 г.
