Из книги А.Полынкина "История орловского края в лицах"Генерал – губернатор Москвы
(Федор Ростопчин)1763 – 1826 В своих записках, написанных, по его словам, в десять минут, он сообщил о себе:
«Я родился, не ведая зачем... Меня учили всевозможным языкам и вещам. Будучи нахалом и шарлатаном, мне иногда удавалось прослыть за ученого... Я был упрям, как мул, капризен, как кокетка, весел, как ребенок, ленив, как сурок, деятелен, как Бонапарт... Никогда не обладая умением владеть своим лицом, я давал волю языку и усвоил дурную привычку думать вслух. Это доставило мне несколько приятных минут и много врагов...
Я любил тесный кружок, близких людей, прогулки по лесу, ...не любил глупцов и негодяев, женщин-интриганок, разыгрывающих роль добродетели; на меня неприятно действовала неестественность, я чувствовал жалость к накрашенным мужчинам и напомазанным женщинам, ужас – перед правосудием и бешеными животными». А вот что думали о нем его современники и знакомые. Евграф Комаровский, знавший нашего героя по совместной жизни в Лондоне, находил
«большое удовольствие быть в его обществе: он был чрезвычайно забавен и любезен». Екатерина I любила его присутствие, его веселый нрав и остроумие.
Павел I, которому в начале карьеры он доказал свою преданность и верность, щедро отблагодарил своего верного слугу, дав ему звание генерала и титул графа, наградив многими орденами, министерским постом, крепостными душами и 30 тысячами десятин земли. Император сделал его действительным тайным советником и своим адъютантом, доверил руководить почтовым департаментом и быть первоприсутствующим коллегии иностранных дел.
«Опасный и мощный Ростопчин», – говорили о нем при дворе, где его влияние было колоссальным. Один из современников писал, что граф
«поражал своим свободным и легким обращением... но за этим остроумием скрывалась железная воля, презирающая препятствия... В присутствии этого человека нередко можно было чувствовать какой-то страх и потребность сдержать себя... Суждение его всегда было свободно, и он откровенно выражал свой образ мыслей». А другой его знакомец говорил, что Ростопчин даже в период всеобщего взяточничества не принимал никаких подарков, в том числе и чисто символических, всегда отсылая их обратно и благодаря за внимание.
Кто же был он – человек, достигший высот власти государственной, чей герб украшал девиз:
«Честью и верностью»? Баловень судьбы, которому драматург В.М. Федоров посвятил свою пьесу с надписью «Русскому – русское», вечный шут, как стал называть его высший свет после его смерти, или один из героев Отечественной войны 1812 года?
Единой точки зрения на этот счет у нынешних историков, как и у современников Федора Васильевича Ростопчина, нет – слишком неоднозначной была его личность.
«Шарлатан, авантюрист, лжец, болтун, хвастун, враль, сверхпатриот» – это из высказываний академика Евгения Тарле о генерал-губернаторе Москвы 1812 года Ростопчине.
Но историк XIX века Дмитрий Бантыш-Каменский говорил совершенно противоположное о нем же, оценивая его деятельность в 1812 году:
«Деятельный, осторожный начальник, до последней минуты сохранил в городе должный порядок и тишину благоразумными мерами, воззваниями в духе народном; посещал несколько раз в день раненых; заблаговременно удалил из столицы неблагонамеренных иностранцев; отправил во Владимир присутственные места и архивы; удержал жизненные припасы в одинаковой цене; не заботясь о собственном имуществе, ничего не вывез из двух домов, ему принадлежащих (которых убранство простиралось до полумиллиона рублей)», и т.д. и т.п.
Думаю, более объективен в оценке Ростопчина Бантыш–Каменский, нежели Тарле, чья точка зрения кем-то была идеологически задана (да, может быть, и им самим).
Федор Ростопчин перед приходом французов демонстративно сжег свое подмосковное имение Вороново, поступив по старому русскому обычаю ничего не оставлять наступающему врагу, но он же в своей брошюре «Правда о пожаре Москвы», изданной в Париже в 1823 году, категорически заявил, что к Московскому пожару, виновником которого его посчитали очень многие, никакого отношения не имеет.
После 39 дней пребывания французов в Москве из более чем 9 000 каменных зданий осталось менее 2 000, из почти 9 000 деревянных сохранилось 2 500. И виновниками пожаров французы сделали русских патриотов, десятерых из них казнив как поджигателей.
Имел ли генерал-губернатор Ростопчин к поджогу московских зданий отношение – история умалчивает, хотя те же историки подчеркивают, что он распорядился вывезти из Москвы пожарную технику.
Но, несомненно, по мнению автора книги о нем («Жизнь Ростопчина») Алексея Кондратенко, Федор Васильевич, как военный губернатор города, нес ответственность за то,
«что происходило в Москве в последние часы перед вступлением французов. Многое определяли не только его приказы и указания, но и его молчаливое согласие». Так или иначе, но пожар Москвы, оставшись грандиозным событием в истории и в народном сознании, оказал, по словам Николая Тургенева,
«великую услугу русской империи, возбуждая народную ярость против врага и лишая последнего неисчислимых средств продовольствия». Историк Николай Карамзин на этом же основании видел в Ростопчине
«одно из орудий провидения в Нашествие Наполеоново» и считал, что он
«сделал очень много добра, только не все отдают ему справедливость».Федор Васильевич еще почти два года после освобождения Москвы от французов был генерал-губернатором второй столицы, сумев за короткий срок в сожженном, разграбленном, загаженном противником городе наладить работу всех учреждений и жизнь горожан, оказав нуждающимся необходимую помощь.
Однако напряженная работа сказалась на здоровье Ростопчина: он сильно похудел, стал страдать бессонницей и раздражительностью. 30 августа 1814 года Александр I отправил Ростопчина в отставку, оставив его состоящим при особе Государя (крайне редкое отличие, по словам Алексея Кондратенко) и членом Государственного Совета.
После разгрома Наполеона Федор Васильевич уехал в ненавистную ему Европу, где прожил вместе с семьей восемь лет.
После возвращения в 1823 году на родину, Ростопчин тяжело заболел и от болезни этой уже не оправился. Умер Федор Васильевич в январе 1826 года, в самый пик расследования по делу декабристов – умер, как писал в своих записках, «без боязни и нетерпения», удовлетворенный, что 60 прожитых лет он играл
«героев, тиранов, влюбленных, благородных отцов, но никогда – лакеев». Похоронили нашего земляка, уроженца села Козьмодемьяновское Ливенского уезда (здесь он родился, крестился, вырос) на Пятницком кладбище в Москве.
Сыновья разбазарили огромное богатство отца, продав его московские дома и имения, пожалованные Ростопчину Павлом I. Родовое поместье в Козьмодемьянском было куплено разбогатевшими ливенскими крестьянами Адамовыми.
От дворянского гнезда Ростопчиных остались лишь кирпичная стена со сторожкой возле ворот да каменный сарай.
Но вышла несколько лет назад в издательстве «Вешние воды» книга Алексея Кондратенко, в которой «Жизнь Ростопчина» предстает перед нами во всем ее красочном многообразии.