Можно разместить тут рассказ Е.С. Прокудина-Горского "Поездка в Карачевские болота". Нашёл его в интернете. Не очень только понял, весь ли это рассказ или только часть. Объём совсем не большой.
"Поездка в Карачевские болота". I В августе 1866 года страсть к охоте доставила мне приятный случай совершить поездку за 500 верст, к одному моему доброму знакомому, Н-ю В-чу К-му, в Орловскую губернию, Карачевский уезд; там существует его усадьба, сельцо Шаблыкино, куда имел я намерение съездить пострелять, на время осеннего пролета, тем более, что знакомый мой был и сам страстный охотник. За месяц до моей поездки я получил его любезное приглашение. Он сообщал мне, что на пролет дичи надежда плоха и если не будет дождей, то долгоносые не задержатся и полетят не массой, а кучами. Во всяком же случае приезду моему будет рад и примет меня с распростертыми объятиями. В первом письме, от 3 июня, сообщил он мне о своих предположениях. Срок раннего отъезда назначался 29 июня, в день Петра и Павла: день разрешения законом охоты. Первый отъезд предполагался в выводные лесные болота, а последний, 25 июля — в полевые, пролетные, когда дичь вывалит из крепей. Выбирать приходилось любое: или ехать к Петрову дню, или к настоящему осеннему пролету. Не откладывая мою поездку и получив отпуск на двадцать восемь дней, я был свободен на все четыре стороны. Прежде чем поведу речь о наших похождениях по тамошним болотам, посещаемым в продолжение пятидесяти лет шаблыкинским владельцем, необходимо с ним познакомиться. Н-й В-ч до старости сохранил горячую страсть и привязанность к псовой и ружейной охотам. Первая была его страстью в лета молодости, а последняя — под старость. Охотник он в полном смысле страстный, дельный и замечательный опытностью. В пятьдесят лет постоянной своей охоты он изучил жизнь, свойства и привычки зверей и птиц, населяющих наши леса и болота. За всем, что только творится интересного в обширном охотничьем мире, он следит ежедневно и непрерывно, с любовью к делу, на которое исключительно посвятил всю свою жизнь. Службу свою в молодости Н-й В-ч начал в кавалергардах; но, не чувствуя призвания, должен был ее оставить и из Питера переселиться к себе в деревню. Да и можно было не служить с такими средствами, в особенности страстному охотнику, которого душа и сердце рвались на волю, в привольные родные места. Приняв на себя обязанность ремонтера, он уехал из полка и тогда же, почувствовав свободу, сформировал небольшую псовую охоту и так ею увлекся, что по прошествии трех лет оставил вовсе должность ремонтера и вышел совсем в отставку. В конце же 1820 года возвратился к себе в свой небольшой сельский домик, впоследствии замененный новым с прекрасным парком, разбитым на пятидесяти десятинах. Устроив это прекрасное имение, он зажил в нем истинно по-русски, имея четыре тысячи душ незаложенного имения. Чтобы поскорее узнать Н-я В-ча, скажем несколько слов о его наружности. Он, несмотря на 68 лет, на вид весьма бодрый и крепкий. Его высокий рост, широкий оклад плеч и мускулов, прямая и смелая осанка свидетельствуют, что в молодости он пользовался завидным здоровьем и обладал, по-видимому, хорошей силой. Это был самый неутомимый ходок на охоте, несмотря на его массивную комплекцию. По целым дням он мог ходить в палящий зной, лишь только бы работала его собака, и другому, что называется из молодых, раннему охотничку, за ним бывало не угоняться. Охотник он, что называется, старинного закала, методический, понимающий охоту не как промысел, а как наслаждение, выше которого нет другого. Н-й В-ч с характером положительным, но настойчив и вспыльчив, в особенности на охоте. В минуты горячки старик готов задать головомойку каждому, кто с ним охотится. Но эти вспышки скоро проходят, и сердце его успокаивается: он по-прежнему становится таким же задушевным компаньоном, таким же добрым сотоварищем. Все такие выходки никогда не оставляют по себе и тени какого-либо неудовольствия. Это просто порывы, свойственные благородной страсти. Н-й В-ч страстно любил псовую охоту, но небольшая стая гончих мало его утешала, и вскоре явилась новая, известная под на¬званием Глебовских зверогонов. В напуску было шестьдесят, и ко всему этому лихие борзые. Как было не пристраститься, имея вблизи дома царские отъемы, а в соседстве друзей-охотников, с которыми проводил он целую осень в отъездах, рыская по полям и оврагам на лихом горбоносом донце. Перевидев бывало матерого волка в чистом поле, он молча толкал донца и, указав собакам, принимался его травить полем одной своей сворой. «Улю-лю!!! Улю-лю!!! Ну-у-у!! Любезный!.. выручи, возьми!» — ревел без памяти охотник, но Любезный был еще далеко. Казалось, он собирал последние силы, чтобы помериться в чистом поле, в одиночку, с серым лобаном, и в это время, пожирая пространство, он наддавал и лихо выносился из всех остальных собак. Одно мгновение... и волк, и Любезный катались в ожесточенной свалке. Тогда обезумевший охотник, не помня себя, бросался с ушей лошади и порешал серого недруга ловким ударом длинного ножа в горло, и волк мотался в тороках победителя. Подобных сцен из полевой жизни Н-я В-ча не сосчитаешь. Чтоб ближе познакомиться с ним, как с псовым охотником, надо иметь понятие об его бывшей стае зверогонов и любимцах Польване, Украсе и Любезном — этих лихих, одиночных собаках, о которых память он сохранил до старости лет. Но о псовой охоте мы не будем распространяться, чтоб не увлечься предметом, который не войдет в наш рассказ. Да и зачем надрывать сердце старого охотника воспоминанием того, что прошло безвозвратно. Повторим лишь те немногие задушевные строки, высказанные им в его воспоминаниях: «Я лишился, — говорит он, — этой чудной собаки на десятой осени. Любезный кончил жизнь под ножом хирурга; а с Любезным, кажется, была схоронена и страсть моя к псовой охоте». С уничтожением впоследствии знаменитой псовой охоты окончились и шумные его отъезды. Причины уничтожения произошли, полагаю, от повсеместного уменьшения зверя и других обстоятельств. К тому же страсть и недуги — вот что охладило Н-я В-ча и вместе с тем удвоило страсть к ружью и легавой. С Н-м В-м я познакомился случайно в Москве несколько лет тому назад. Он посещал белокаменную только по зимам и часто проживал в ней до самой весны, чтобы убить глухое зимнее время и укрепить, по возможности, летами расстроенное здоровье. По прибытии на зимний сезон, каждогодно он квартировал в од¬ной старинной гостинице, вблизи Охотного ряда, занимая там целое отделение. У него и в Москве постоянно собирался кружок старинных друзей. И чего, чего не наслушаешься в веселой этой компании! Просидишь бывало далеко за полночь, приедешь к себе домой и до утра не сомкнешь глаз: так вот и кажется, будто бы сейчас только возвратился из отъезжего поля или откуда-нибудь из болота. Беседы были самые оживленные по вечерам. И не было другого разговора, как об охоте, о книгах, о театре. Много припоминалось прежних замечательных эпизодов из жизни поклонников Дианы. Много рассказывалось историй, читалось охотничьих статей, прерываемых по временам самым задушевным хохотом. Одним словом, было весело и приятно в бесцеремонной компании, и вечера проходили незаметно. Как теперь гляжу я на Н-я В-ча. Бывало приедешь к нему утром, часов в десять, он уже давно встал и посиживает за письменным столом, попивая кофе, который тут же варится на спирту. Эта операция продолжается иногда часа два. Н-й В-ч, покуривая гаванскую сигару, пресерьезно занят письмами к своим друзьям; на это занятие он посвящает по обыкновению каждое утро. Письма его к друзьям заключают в себе дневник с описанием различных охот и случаев из полевой жизни. Всеми этими сведениями Н-й В-ч делится с отсутствующими друзьями и, что всего удивительнее, в это же самое время поддерживает разговор с кем-либо из утренних, ранних гостей, в которых и в Москве недостатка не ощущалось, благодаря его радушию и популярности. Но ненадолго доставался москвичам добрый собеседник. Лишь только зима приходила к концу, едва запахнет весной, ему уж не сидится. Так вот и подмывает старика скорей ехать в деревню. Никакие убеждения остаться и провести еще несколько дней в Москве не изменят поездки. С запасом разных жизненных припасов, в том числе и ящиками вин от Депре, он оставляет белокаменную и, простившись до будущей зимы, спешит в свое родимое гнездо, чтобы в нем, на свободе, вздохнуть живительным воздухом весны, встретить первый весенний вечер на тяге вальдшнепов, полюбоваться своим роскошным парком и с наслаждением под вечерок послушать голосистого певца, появившегося в куртинах парка. Вот что манило вес¬ной старого охотника в деревню, где с наступлением охотничьей летней поры, вскоре после Петрова дня, оставив все домашние занятия, Н-й В-ч переселялся в сферу иной жизни, и эта самая жизнь была охота.
II Медленно солнце склонялось к закату. Полдневный жар давно свалил. Наступал вечер... В полях, благодаря хорошей погоде, еще непрерывно кипела работа поселян, одетых в белые рубахи и войлочные трешневики; женщины были в длинных балахонах, низко опоясанных красными покромками. Тут были и ребятишки, выглядывающие из двухколесных кибиток. Вдали полос, по межам, медленно двигалась на бегунцах темная какая-то человеческая фигура в шляпе с большими полями. Судя по виду, это был управляющий-иностранец, наблюдающий за работами господской запашки. В правой стороне от дороги, ведущей к господской усадьбе, возвышалась прекрасной архитектуры сельская церковь, которую я узнал по имеющимся у меня видам. Село Шаблыкино красиво располагалось на довольно крутом берегу незначительной речки, однако образовавшей громадный, длинный пруд с разросшимися по одному берегу развесистыми ветлами. Многие из них, раскинувшись над поверхностью воды, как будто купали свои нижние зеленые лозы, что придавало пруду очаровательный вид. Некоторое расстояние мы ехали опушкой парка; потом, переехав через красивый мост в конце другого пруда, поднялись на гору и тотчас же выехали на обширный двор. Перед нами явился трех¬этажный с бельведером дом, со множеством окон и рядом колонн, поддерживающих балкон. У самого подъезда встретили нас два приличной наружности молодых человека, одетых весьма щеголевато. Они были, по-видимому, родные братья и, как известно, занимали у Н-я В-ча егерские должности, — попеременно ходить за ним в поле для ношения питья и кое-каких потяжелее вещей. Они оба были охотники, в особенности младший. Высадив нас из кареты, оба брата побежали вперед. Мы последовали за ними вверх по лестнице и вошли в большую официантскую комнату. Несколько челядинцев вскочило на ноги, а также два старика в белых галстуках. Оба они приветствовали нас при входе по старинному обычаю, с низкими поклонами и с этим вместе отворили дверь в залу. Мы вошли. Большие окна залы были уставлены горшками свежей зелени и цветов. В правой стороне от двери, у внутренней стены, стояла большая музыкальная машина. А налево, в простенке окон, выходящих на двор, другая, также хорошей работы, но меньшего объема. Эта последняя заводилась всегда после обеда, и, когда мы вошли, она играла какую-то русскую песню; по стенам было развешано несколько гравюр охотничьего содержания, в том числе небольшая акварель работы отца покойного безрукого стрелка В.; она изображала пару дупелей, стоящих в болоте. >>> |